— Вот и молодец. И помалкивай там. Говорить буду я.
— Как скажете, шеф, — покорно кивнул молодой оперативник.
Меньше чем через минуту они были перед дверью квартиры номер триста семь. Пожилой следователь нажал на кнопку звонка.
— Кто там? — раздался из-за двери женский голос.
— Милиция. Откройте, пожалуйста.
Голос не отозвался. Несколько секунд было тихо. Затем пожилой следователь громко сказал:
— Я имею право взломать дверь вашей квартиры. Если вы не хотите шума и скандала — откройте немедленно.
Щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшемся проеме показалось лицо женщины, уже не совсем юное, без макияжа, но, несмотря на это, весьма и весьма привлекательное. Она внимательно взглянула на следователя.
— Мне нужен Борис Григорьевич Берлин, — сказал пожилой следователь. — Он дома?
— Могу я посмотреть на ваши документы? — вместо ответа сказала женщина.
— Запросто, — сказал следователь. Он достал из кармана удостоверение и позволил ей с ним ознакомиться. После чего повторил: — Мне нужен Берлин. Снимите цепочку.
Женщина кивнула, на секунду прикрыла дверь, скинула цепочку и затем широко распахнула дверь.
— У Бориса сейчас важный телефонный разговор… Вам придется подождать.
Седовласый ответил ей таким жестким и повелительным голосом, что женщина вскинула руки к груди, словно у нее захолонуло сердце от неприятного и горестного предчувствия:
— Важный разговор у него будет со мной.
Пожилой следователь невозмутимо прошел в прихожую.
— Где его кабинет?
— Прямо по коридору и налево, — ответила женщина упавшим голосом.
Пожилой следователь, сопровождаемый группой оперативников, прошел к кабинету. Стучать он не стал. Просто распахнул дверь.
Сидящий за столом красивый, одетый в дорогой костюм мужчина удивленно поднял глаза. При виде людей, вошедших в кабинет, рот его раскрылся, рука, держащая телефонную трубку, медленно опустилась. По худощавым щекам разлилась бледность. Он шевельнул было губами, намереваясь что-то сказать, но седовласый его опередил:
— Борис Григорьевич Берлин?
— Э-э… Он самый, — ответил мужчина, переводя испуганно-удивленный взгляд с одного незваного гостя на другого.
Седовласый удовлетворенно кивнул и уверенной походкой подошел к столу. Остановился и сказал не терпящим возражений голосом:
— Собирайтесь, Борис Григорьевич. Вы поедете с нами.
К бледным щекам Берлина прилила кровь. Испуг во взгляде сменился возмущением. Бизнесмен взял себя в руки.
— Куда это, позвольте спросить? — сердито проговорил он. — И с кем это — с вами?
Пожилой следователь вынул из кармана удостоверение, раскрыл его и поднял к лицу Берлина. Дал ему рассмотреть, затем спросил — серьезно и спокойно:
— Теперь понятно?
— Теперь — да, — вяло отозвался Берлин.
Пожилой следователь спрятал удостоверение в карман.
— Значит, вы пришли меня арестовать, — раздумчиво сказал Берлин.
— Пока только задержать, — поправил его седовласый.
— Ну да, — рассеянно кивнул бизнесмен, затем сделал над собой усилие, сурово сдвинул брови и посмотрел следователю прямо в глаза. — Ив чем вы меня подозреваете?
— В убийстве, — просто ответил седовласый.
— Вот как. И кого же я убил?
— Трех генералов, — все так же невозмутимо ответил пожилой следователь.
Глаза Берлина вылезли из орбит. Он судорожно сглотнул слюну и, выдавив из себя улыбку, сказал:
— Ого! Не многовато ли для одного честного, безобидного бизнесмена?
На эту реплику седовласый ничего не ответил. Правильно оценив его молчание, Берлин мгновенно посерьезнел.
— И у вас есть твердые основания подозревать меня в этом? — спросил он, стараясь говорить спокойно.
— Твердее не бывает, — кивнул седовласый. — Так что собирайтесь. — Затем он обернулся к своим спутникам и сказал:. — Приступайте к обыску.
Берлину, таким образом, не осталось ничего иного, как смириться со своей судьбой. Поняв это, он больше не возражал и не спорил.
Уже к первому допросу Берлин успел окончательно взять себя в руки и теперь выглядел настоящим и стопроцентным воплощением непоколебимости, принципиальности, чувства собственного достоинства и всего того, что могло понадобиться достойному человеку, попавшему в затруднительную ситуацию.
Берлин сидел на стуле, глядя прямо перед собой, царственно выпрямив спину и положив правую руку на столешницу. («Ни дать ни взять — плененный Цезарь на допросе у дикарей», — подумал, разглядывая его, пожилой следователь.)