У «Робинзона» написано, что человек не должен бояться ни темноты, ни одиночества. Этот Робинзон был просто необыкновенно рассудительный парень: когда ему становилось страшно, он начинал рассуждать или подсчитывать.
Эйб тоже стал рассуждать. Земля эта ничья. Если построить здесь, на полянке, шалаш и расчистить акров пять под кукурузу, получится неплохой участок. Вода здесь должна быть неподалёку, что же касается до утвари…
В кустах раздался шорох. Эйб встал на колени и взялся за рукоятку топора.
В густой, чёрной листве дерева вспыхнули и погасли два зелёных огонька. Это были глаза дикой кошки.
Эйб усмехнулся. Он знал, что дикая кошка нападает на человека, только если её разозлить. Итак, надо будет вернуться на отцовскую ферму и прямо объявить, что он, Эйб, отделяется от отца и будет теперь жить самостоятельно. Жаль только, что Эйб не знал законов. Можно ли в шестнадцать лет стать самостоятельным фермером?
Ах, как жаль, что тот, второй Эйб только приснился ему во сне! Хорошо было бы, если б здесь был ещё кто-нибудь. Ведь был же у Робинзона индеец Пятница!
Хорошо бы, если б здесь был, например, дядя Деннис, или Сара Буш, или Кэйт Роби…
О нет, только не Кэйт Роби!
Хорошо бы даже, если б здесь был кто-нибудь из «мелкоты»… Но с ними уж больно много возни. Вдобавок им надо непрерывно менять штаны.
— Леди и джентльмены! — негромко сказал Эйб.
Никто ему не ответил. И теперь, когда он будет жить в глуши леса, никто никогда ему не ответит. Там, на Малом Голубином Ручье, по вечерам будут трещать чурки в очаге, и мерно жужжать прялка Сары Буш, и дядя Деннис, лёжа на шкуре, будет ворчать: «Ах, тресни моя башка, что за парень этот Эйб! Начитался разных историй и думает, что он умнее всех!»
И вдруг, словно внутри Эйба, послышался тихий голос:
— Эйб, вернись к людям!
Эйб знал, чей это голос, — это был тот, другой Эйб, который приснился ему во сне. Он сделал вид, что ушёл, а на самом деле он здесь.
— Помалкивай, — сказал настоящий Эйб. — Я вольный западный поселенец, я делаю что хочу.
— Что за радость быть свободным в одиночестве? — упорствовал внутренний Эйб. — И какая свобода была у расчётливого Робинзона? Это не свобода, а беда!
— А что за свобода, — не сдавался настоящий Эйб, — если тебе не дают читать книги и расширять познания?
— Убеди их, что ты прав, — настаивал внутренний Эйб. — И они дадут тебе читать книги. Они вовсе не плохие люди: и отец, и Сара Буш, и дядя Деннис, и Джон Джонстон, и Сара Линкольн, и Матильда, и «мелкота», и соседи…
— А Кэйт? — спросил настоящий Эйб.
Внутренний Эйб помолчал, а потом сказал отчётливо:
— Мы с тобой обойдёмся и без Кэйт.
На это настоящий Эйб не ответил ничего. Он думал долго (вероятно, не меньше десяти минут), а потом взвалил топор на плечо и проговорил:
— Авраам Линкольн, вы правы, сэр! Не здесь моё место.
— Ну то-то! — сказал внутренний Эйб.
И настоящий Эйб зашагал домой, широко ставя свои огромные ноги, как раньше шагал тот Эйб, которого он видел во сне.
На следующий день, когда Эйб вёл купать лошадей к Малому Голубиному Ручью, ему встретилась Кэйт Роби с корзиной грибов.
— Эйб, — сказала Кэйт, — как ты всех перепугал вчера! Деннис говорил, что тебя задрал медведь, а отец клялся, что сожжёт твои книги. Только тётя Сара сказала, что ты вернёшься к вечеру, и сделала для тебя свечу. И я тоже испугалась, а Нат Григсби сказал…
— Я вернулся к вечеру, — сухо ответил Эйб и потянул лошадей за уздечки.
Часа через полтора отец вышел из хижины и долго стоял, приложив руку козырьком ко лбу.
— Оглуши меня гром, — сказал он, — если этот лодырь занимается делом!
— А чем он занимается? — спросила Сара Буш.
— Он лежит под кустом и читает книгу!
Эйб и его лодка
Сначала на горизонте появляются два столба чёрного дыма. Потом видны две длинные трубы, сидящие рядом, как близнецы в коляске. Потом появляется корпус парохода. Это двухпалубный, приземистый плавучий дом с галереей, весь увешанный флажками… Два могучих колеса пенят воду реки Огайо. На рубке написано золотом название: «Поль Джонс».
Пароход идёт «сверху», из Цинцинна́ти, к юго-западу, до Ке́йро, где два десятка пассажиров пересядут на другой, большой пароход, который повезёт их по Миссисипи, до Нового Орлеана. Вот они, эти пассажиры, важные господа в цилиндрах и разодетые дамы из восточных штатов, в широчайших юбках, похожих на колокола, в шляпах с перьями, с кружевными зонтиками в руках. Они щурят глаза то на заросший лесом северный берег штата Индиана, то на южный луговой берег штата Кентукки. «Мой бог, какая глушь! — говорят они. — Неужели мы и здесь будем причаливать? Послушайте, капитан!»