— Мне тяжко хранить это в тайне от Хильды, но я понимаю: другого выхода нет. Ты говорила что-нибудь Таллису?
— Ну разумеется, нет! Это совсем не касается Таллиса.
— Нет, дорогая, по-моему, в каком-то смысле…
— Я не согласна. Ведь ничего не произойдет. Это наша с тобой забота, Руперт, только наша, твоя и моя.
— Не понимаю, освободилась ли ты от Таллиса… я имею в виду — эмоционально.
Для него это важно, подумала Морган. Надо его успокоить.
— Да, — сказала она. — Думаю, это так. Кое-что продолжает меня тяготить. Но из дебрей я все же выбралась. — Выбралась ли? — подумала она. Сейчас ей было понятно только одно: необходимо полностью сосредоточиться на Руперте.
— Все это так сложно, — со вздохом сказал Руперт. — Ты сильнее меня. Женщины часто оказываются сильнее в такие минуты. Тебе дано ясно мыслить, ты спокойна. А я все беспокоюсь о тебе. Боюсь, что мои действия причинят тебе еще худшую боль. Представь себя на моем месте.
— Но, дорогой мой, я как раз делаю это с легкостью. Отчетливо вижу все: замешательство, муки совести, боль. Но решив — пользуясь твоими словами — выстоять в бурю, мы должны просто доверять друг другу и ждать, чтобы время и наша взаимная нежность помогли нам построить глубокие отношения, те, что останутся с нами навсегда. Мы оба хотим этого, да, Руперт?
— Я хочу. Но возможно ли это?
— Твое смирение так трогательно. Ты что же, думаешь, что я сбегу и брошу тебя? Нет, все, что мы задумаем, осуществимо.
Повернувшись вполоборота и все еще прикрывая глаза щитком ладони, Руперт внимательно посмотрел на нее:
— Я так не хочу причинять тебе боль. Ты не боишься, что мы играем с огнем?
— Огонь — жизненная стихия.
— Твоя храбрость, Морган, феноменальна.
— Твоя тоже, мой дорогой.
— Послушай, мне пора возвращаться в офис. И я должен все обдумать.
— Ты не додумаешься до того, что мы должны все забыть, не видеться и так далее?
— Нет.
— Когда мы увидимся снова? Скоро?
Они спускались по ступенькам, выходящим в сторону Хай-стрит.
— И все-таки… — сказал Руперт. — Мне никак не избавиться от беспокойства. Во всем этом есть что-то странное. Я не хочу, чтобы ты испытывала такое чудовищное напряжение.
— Думаю, что уж если ты его вынесешь, то я вынесу его и подавно. Ну, когда? Пообедаем завтра днем?
— Завтра днем я обедаю с Хильдой.
Повисло молчание. Они вышли на улицу, и Руперт сделал знак, подзывая такси.
— Позвони мне в офис. Но не сегодня.
— Завтра утром.
— Хорошо.
Такси остановилось возле них.
— Можно доехать с тобой до Уайтхолла? — спросила Морган.
— Нет. Прости. Но лучше не надо.
Залитые солнцем, они стояли возле такси, оба скованные, с опущенными вдоль тела руками. Разноцветные тени текли мимо них толпой. Почти невыносимое физическое напряжение владело Морган. Страстно хотелось нырнуть в такси, сжать Руперта в объятиях, утешить. В его хмуром взгляде сквозила боль.
— Пожалуйста, в Уайтхолл, — сказал он, нагнувшись к шоферу.
— О, Руперт. — Ей вдруг сделалось до жути одиноко. Она не хотела вот так отпустить его, страшилась наваливавшихся на нее чувств. Необходимость расставаться ужасала. Всматриваясь в его лицо, она чуть не плакала.
— Прости. — Руперт сел в такси и захлопнул дверцу. Такси отъехало.
Что со мной происходит? — пыталась сообразить застывшая на краю тротуара Морган. Вдруг подчинившись внезапному импульсу, она остановила ехавшее следом такси и дала адрес Таллиса.
5
— Коробок сломан. Смотри, просто смят. Ты небось сел на него.
— Я на него не садился.
— Наверняка сел. Вчера он был целым.
— В мире, изнемогающем от грехов и страдания, ты оплакиваешь сломанные спичечные коробки.
— Мне очень плохо.
— Мне тоже.
— Опять донимает эта проклятая боль в бедре.
— Ты вроде бы говорил, что она донимает тебя постоянно.
— Да, постоянно! Но иногда сильнее, чем обычно.
— Я не могу разобрать ни слова. Почему ты не вставишь себе, наконец, зубы?!
— А почему, если на то пошло, ты не бреешься? Лицо покрыто гадостью, вроде той, что растет иногда у дерева на стволе…
— Ты тоже мог бы побриться.
— …на эту штуку, которую почему-то счищаешь подошвой, а потом думаешь: лучше бы не счищал.
— Или отпусти бороду, или брейся.
— Я старая развалина, которую давным-давно отвергло общество и вот-вот уничтожит сама природа. Стою уже одной ногой в могиле, если, конечно, допустить, что я вообще еще стою. Возиться с бритьем мне незачем. Я-то ведь не общаюсь с членами парламента. Этот парень, что приходил вчера, он что, действительно член парламента?