— Ну как, это любовное письмо?
— Нет, лживое.
— Что ты хочешь сказать?
— Все в нем неправда. Ты не едешь в Оксфорд и еще в целый ряд мест. Я прав?
Морган вложила письмо в конверт. Затем с раздраженным возгласом разорвала его на кусочки. Бросила обрывки на стол и взглянула на Таллиса:
— С тобой невыносимо трудно.
— Я люблю тебя, — сказал Таллис.
— Оставь этот бред слабоумного. Кстати, я ведь пришла к тебе, дело было не только в письме Питеру.
— Я так рад! Хочешь чаю?
— Нет. Я поняла, что хочу получить развод, и как можно скорее.
В ответ Таллис молча взглянул на нее. Потом повернулся к газовой плите.
— Ради всего святого, что ты там делаешь? — спросила Морган.
— Ставлю чайник. Думаю, мы все же выпьем чаю. Морган зажгла сигарету.
— А как же твоя программа свободы и чистой любви ко всем?
— Скорее всего, остается в силе. Но, видишь ли, теперь я вдруг обрела возможность думать и принимать решения. И сумела во всем разобраться. Не возражаешь, если мы разведемся по статье «нарушение супружеской верности»?
— Да, — сказал Таллис, вытряхивая старую заварку.
— Что значит «да»?
— Я не хочу разводиться. И Джулиус едва ли согласится подыграть тебе.
— Почему ты так думаешь? Он согласится. Таллис, ты ведь не будешь настолько низок, чтобы отказать мне в разводе?
— С кем ты познакомилась? — Взяв грязную чашку, Таллис сунул ее под кран.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты хочешь свободы ради кого-то. Эта единственная причина, заставившая тебя вдруг во всем разобраться. Кто он?
— Таллис, не будь идиотом. Просто я размышляла. И найденное решение вполне естественно. Разве не так?
— Нет. Я тоже поразмышлял. Ты сейчас слишком взвинчена, чтобы решать что бы то ни было. Обожди год.
— Развод требует времени. Я хочу начать прямо сейчас.
— Подожди год.
— У меня нет лишнего года! Мне надо идти вперед. Таллис свирепо вытирал чашку обрывком газеты. На газетном листе проступали коричневые пятна.
Морган спокойно смотрела на него и курила. В кухне было удушливо жарко. Она сняла льняной голубой жакет, закатала рукава и расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Таллис заварил чай.
— Таллис, ведь ты себя обманываешь.
— Нет, ты себя обманываешь. Как это ни странно, ты меня любишь. Позже ты это поймешь.
— Перестань витать в облаках.
— Это ты в них витаешь. Я связан с тобой навсегда. Это и означает любить. Принимать — навсегда.
— Так чувствуешь ты. А я создана для приключений. Скорее всего, никогда не смогла бы сделать мужчину счастливым. Вот почему…
— Ты смогла сделать счастливым меня. Я нужен тебе. Бесконечная смена любовников не даст тебе удовлетворения. Ты будешь все время делать ошибки.
— Все, что ты говоришь, — жалкий лепет. Нет, я теперь пью без сахара.
— Ты забыла вкус счастья, которое испытала со мной. Мы жили в безгрешном мире.
— И этот мир рухнул.
— Нет, он существует, только опустел. Ты моя жена и не отрицаешь, что любишь меня.
— Да, но какой смысл… Ох, Таллис, ты сбиваешь меня с толку. — Она взяла чашку. Таллис стоял рядом с ней. — Все бесполезно. Ты говоришь, а я уже не слушаю. Действую механически. Я вообще как машина. Выгляжу человеком, а на самом деле — робот.
— Нет. Ты создана из плоти и будешь истекать кровью. — Он тихо погладил ее по руке и отошел.
— Перестань наконец умолять меня, Таллис, хотя, конечно, ничего другого ты не можешь, и я должна чувствовать благодарность… Таллис, назови хоть одну причину, почему я должна вернуться к тебе.
— Могу назвать две. Я хочу ребенка.
— В самом деле…
— И ты хочешь ребенка.
— О-о! — Чашка внезапно выскользнула у нее из рук.
— Конечно, это принесет новые осложнения, — быстро заговорил Таллис. — Дети всегда осложняют жизнь, и нам будет не хватать денег, а если потом ты все же захочешь уйти, неизбежно возникнет проблема ребенка или детей, которые будут у нас к тому времени, и я отлично понимаю, что есть и другие мужчины на свете, но я удобнее для тебя, потому что я муж, хоть общество и допускает в наши дни разнообразные варианты, но мне ты можешь полностью довериться, другому ты не сможешь доверять в такой же степени, и в любом случае пройдет немало времени, прежде чем с кем-то другим ты сблизишься так, что захочешь видеть его отцом своего ребенка, а ты ведь уже не юная, тебе за тридцать, и пришло время родить, если ты хочешь, чтобы это вообще случилось, ведь так?