— Таллис, по-моему, ты отвратителен, — сказала Морган, вставая, застегивая рукава и надевая жакет.
— Ведь я просто объяснял, что со мной тебе будет удобно.
— Я ухожу. О разводе пришлю письмо. До свидания.
— Подожди. — Таллис обогнул стол и загородил дверь. — Я был чертовски терпелив по поводу всей этой истории с твоим исчезновением, двумя годами жизни с кем-то другим, всеобщими причитаниями, что я должен проявить твердость, и вот теперь ты возвращаешься, и я не слышу от тебя ничего, кроме какой-то ахинеи о твоих настроениях. К черту твои настроения! Если хочешь, чтобы я был с тобой заодно в спасении нашего брака или в его прекращении, то изволь разговаривать со мной по-человечески. Ты мне жена, и я хочу знать, что ты делала раньше и что ты делаешь сейчас. Я хочу знать, что случилось тогда в Америке, и если теперь ты воображаешь, что влюблена в кого-то другого, то в кого именно.
— Поздновато выступать к роли ревнивого супруга. Да и играешь ты ее скверно.
— Я не играю.
— Играешь. Ты ведь терпел все, что было, не так ли?
— Вынужден был терпеть. Я знал, что ты вернешься.
— Брось, Таллис. Притворяясь жестким, ты просто жалок, а это мне отвратительно. Дай мне пройти, пожалуйста. Что это у тебя под рубашкой? Боже, мои янтарные бусы! А я-то не понимала, куда они задевались. Ну и сентиментален же ты!
— Хочешь сказать, что забыла, как своими руками надела их на меня?
— Именно так. Ты не единственный мужчина, на чью шею я их надевала. Кроме тебя, я думаю и о многом другом. Хотя ты и рвешься представить себе обратное.
— Значит, другой существует.
— Нет. Пропусти меня.
— Кто он? Кто он? — Таллис схватился за воротник белой блузки.
— Оставь. Ты порвешь ее. Отпусти меня! Или ты хочешь драки?
— Я хочу, чтобы ты осталась и мы нормально поговорили.
— Хорошо же, посмотрим, сумеешь ли ты удержать меня. Заведя левую ногу Таллису под колено, правой рукой Морган вцепилась ему в горло, и они закружились по кухне, сбивая выстроенные в ряд молочные бутылки. Таллис тянул за белый нейлоновый воротник, а когда тот разорвался, перехватил ее руку и стал выкручивать за спину. Морган пыталась лягнуть его коленом, но Таллис держал ее слишком крепко. Их лица соприкасались, щека прижималась к щеке. Свободной рукой Морган схватила его у затылка за ворот рубашки, поскользнулась и рухнула на пол, увлекая Таллиса за собой. Ожерелье у него на шее разорвалась, и янтарные бусины, громко стуча, покатились в разные стороны. Вывернувшись из-под Таллиса, Морган вскочила на ноги. Хлопнула кухонная дверь. Затем хлопнула и входная.
Таллис медленно поднялся. Шея была исцарапана, колено ушиблено. Кухонный пол покрыт осколками и желтоватой вонючей кашей скисшего молока. Подняв разбитую пополам бутылку, он швырнул ее в раковину, и она разлетелась на кучу мелких осколков. Наклонившись, он принялся собирать раскатившиеся янтарные бусины и засовывать их в карманы брюк.
— Кхм, э-э, простите… — В дверях стоял молодой круглолицый очкарик в нейлоновом плаще и с черным чемоданчиком в руках.
— А вам что нужно? — огрызнулся Таллис, собирая бусины.
— Простите… Я, наверно, лучше подожду… Мне нужно было поговорить с вами…
— О чем? — Таллис зашвырнул в раковину еще одну молочную бутылку.
— Я новый врач.
— Господи! — Таллис выпрямился. — Простите. Вы уже были у отца?
— Да.
— Простите, — повторил Таллис. — Присаживайтесь. У него сильные боли.
— Мы побеседовали…
— Вы можете прооперировать этот артрит? Нам еще ничего не сказали о результатах рентгена.
Доктор, по-прежнему продолжавший стоять, закрыл за собой кухонную дверь. Осторожно прошел по линолеуму, стараясь не ступить в лужу кислого молока.
— К сожалению, новости не из лучших, — сказал он, глядя на Таллиса со странным выражением лица.
— Вы хотите сказать, что его нельзя оперировать?
— Я хочу сказать, что это не артрит. То есть артрит очень слабый. Но…
— Это рак. — Да.
— Понимаю. — Взяв в руки две чайные чашки, Таллис отнес их в раковину и положил поверх осколков. — Каков прогноз?
— Боюсь, что мы почти бессильны. Конечно, глубокое облучение может ослабить боли. Но захвачено уже…
— Каков прогноз?
— Ваш отец проживет около года.
— Понимаю, — повторил Таллис.
— Разумеется, я ничего не сказал ему. Он по-прежнему считает, что это артрит. Мы считаем, что в таких случаях родственники…
— Да-да. Вы расскажете мне о лечении. Я не хочу… если это всего лишь чуть-чуть удлиняет… если он страдает… но вы ведь сказали, что можете облегчить боль…