— Допустим, что я отрицаю ценность понятия «достойный»?
— Необходимо уважать права людей на собственность.
— Я готов уважать права людей. Но при капитализме все эти вещи принадлежат не людям, а большим безликим корпорациям, которые и так гребут чересчур много денег.
— То, что ты делаешь, заставляет прятаться и лгать.
— Да нет же, я почти не прячусь. Просто беру. И не лгу. Если кто-нибудь спросит меня, что я делаю, я прямо скажу, что ворую. И тебе я не лгу.
— Если тебя арестуют, родителям будет горько.
— Возможно. Но это никак связано с сущностью воровства. А родители — тут уж как повезет.
— Питер, ты не связался с какой-нибудь шайкой?
— Нет, я сам по себе. Я свободен. И занимаюсь экспериментами. Тебе не надо так волноваться.
— Все это тебе во вред, Питер. Как я хочу, чтобы ты вернулся на Прайори-гроув!
— Ну а я вовсе не собираюсь туда возвращаться! Если ты меня выставишь, сниму комнату где-нибудь по соседству.
— Я и не думал тебя выставлять. Но вся твоя теперешняя жизнь — безумие. Разве ты сам не видишь, что это за бедлам?
— Вокруг тебя тоже бедлам. И ты его ставишь гораздо выше порядка в доме моих родителей. И ты прав.
— Я вовсе так не думаю!
— Нет, думаешь. Мораль, их мораль, — предрассудки и эгоизм. И ты это знаешь.
— Понятия не имею, и что я знаю, и что я думаю. Иди спать, Питер. Я чертовски устал.
— Таллис, пожалуйста, не сердись. Ты не мог бы сегодня поспать со мной? Мне жутко тоскливо. Если я буду спать один, меня захлестнет с головой.
Таллису были знакомы и эти перепады настроения, и такие просьбы.
— Хорошо. Но давай все делать быстро.
— Мне кажется, что вокруг меня вьются какие-то демоны.
Таллис уже слезал с постели. Укладываясь вдвоем, они пользовались кроватью Питера: та была шире. Заманчивые фантазии, бродившие в голове Таллиса, обрывались, не получив своего завершения, но не хотелось ради них жертвовать тем — пусть слабым и не соответствующим желанному — удовлетворением, которое могло дать убаюкивание Питера в своих объятиях. Обнимать, прижимая к себе, живое тело — это и в самом деле иногда дает облегчение. Питер вышел на лестничную площадку, Таллис шел вслед за ним.
Электрический свет заставил Таллиса зажмуриться. Питер переодевался в полосатую пижаму. Запах в комнате был тяжелый. Таллис чувствовал себя издерганным, раздраженным, душевно измотанным.
— Быстрее, Питер, ради бога, давай спать.
Слегка поправив постель Питера, он лег. Свет погас. Кровать прогнулась и заскрипела. Они легли рядом, слегка потолкались, пытаясь устроиться поудобнее, примащивая на узком пространстве руки, ноги. Потом затихли, Питер — уткнувшись лицом в плечо Таллиса, Таллис — вглядываясь поверх прохладных светлых волос в полумрак комнаты. Питер чувствовал демонов, Таллис видел их. Они были неопасной породы. Обнимая спящего мальчика и все еще ощущая остатки эрекции, Таллис следил за их играми.
10
Морган толкнула дверь. Висящая на одной петле, она подалась назад, со скрежетом прошлась по полу и застряла. Морган ступила в полную темноту. Дверь напротив нее распахнулась.
— Боже милостивый, — сказал Таллис.
Он быстро отступил назад, в залитую солнцем кухню, и она прошла следом, закрыв за собой дверь. Возникло желание тут же немедленно сказать что-нибудь о сразу бросившейся в глаза запущенности и замусоренности. Самого Таллиса она не видела. Но из горла вырвался лишь нечленораздельный звук, и она быстро замаскировала его под кашель. Потом кашлянула опять, приложив руку ко рту. Таллис пододвинул ей стул, на котором прежде сидел, и торопливо отошел к противоположной стороне стола. Морган села.
— Боже милостивый, — еще раз повторил Таллис.
Было пять часов пополудни.
— Ты пил чай? — сказала Морган. Ей все еще удавалось не видеть его.
— Нет. Работал.
Наступило молчание. Таллис прислонился к шкафу и свалил какие-то стоявшие на нем вещи.
— Прости, что не дала знать заранее, — сказала Морган. — Мне только утром стало понятно, что я приду.
— Может быть, чаю? — спросил Таллис.
— Нет, спасибо. Виски у тебя нет?
— Только пиво. Налить?
— Спасибо, не надо.
— Я могу выйти и купить виски.
— Нет-нет. Это неважно, выбрось из головы.
С момента, когда Морган узнала, что Таллису известно о ее приезде, и сама встретилась с Джулиусом, ее охватила лихорадочная и почти унизительная жажда увидеть мужа. Он и преследовал, и притягивал. Но только уже подходя по дорожке к дому, она впервые задалась вопросом, как же он все-таки будет себя вести. Окажется рассерженным? холодным? разрыдается? Ей удалось войти, не лишившись чувств, и вот она уже сидела и даже что-то сказала, правда, совсем не помнила, что именно.