Мрамор был теплым, золотистым и чуть шероховатым. Моделировка фигуры отличалась предельной нюансировкой, и это сладостно открывалось трепещущим кончикам пальцев. Курос высотой около шести футов стоял на пьедестале, так что его пупок находился на уровне глаз Саймона. Подняв руку, он мог дотянуться до плеча статуи и даже на миг коснуться зубчатой линии завитков на затылке. Ласкать лицо он не мог. Но, приходя день за днем, сумел огладить все тело. Его пальцы подробно исследовали мускулы длинных стройных ног, изгиб бедра, восхитительные линии узких ягодиц, плоский живот, благородный рисунок ребер, прелестный, формой напоминающий глаз, пупок, соски на груди, спинной хребет, лопатки. Он нежно поглаживал стопы, обводил контур длинных, раздельных пальцев ног, трепетно касался пениса. Подняв голову, вглядывался в суровое божественное лицо, изучал взглядом большие глаза, длинный нос, загадочную улыбку. Прошло время, и прикосновения пальцев стало уже недостаточно. Ему было необходимо выражать восторг перед статуей губами, языком. Он покрывал поцелуями ягодицы, бедра, руки, пенис, сначала торопливо, а потом и с неспешным обожанием.
Он становился все смелее. Один из служителей начал что-то подозревать. Уж слишком много времени Саймон проводил с куросом. Раз за разом служитель подкрадывался и неожиданно выглядывал из-за угла, но какое-то шестое чувство неизменно предупреждало Саймона, и он успевал оторваться от своего занятия и невинно уткнуться носом в путеводитель. Прерывание контакта всякий раз было болезненно. Когда другие посетители приближались к куросу, он торопливо обходил всю галерею, а затем спешил назад, в надежде, что они уже ушли. Вечером, когда галерея закрывалась, он отправлялся к Акрополю и мечтательно бродил по саду вокруг памятника Байрону, умирающему в объятиях Греции. Он был божественно счастлив.
Утром пятого дня он снова ходил по музею. Стояла необыкновенная жара. Он только что закончил свой обычный круг по залам, вернулся и с восторгом обнаружил, что курос снова один. Подойдя к статуе сбоку, он легким движением прикоснулся к ложбинке в изгибе спины и медленно повел руку вниз. Очертил изгиб ягодиц, мягко прошелся пальцами по внутренней стороне бедра и в этот момент ощутил, что кто-то на него смотрит. Это был Аксель.
Только что обогнув угол и войдя в нишу, Аксель с серьезным видом наблюдал за любовной сценкой. Сразу узнав вошедшего, Саймон вздрогнул от ужаса, но почему-то застыл, не отдергивая руки и никак не пытаясь скрыть интимность прикосновения. Прошла секунда. Сделав шаг вперед, Аксель решительным движением, осознанно положил руку на руку Саймона.
Получасом позже они сидели в кафе за стаканом узо. После первого жеста Аксель сразу вернулся к полной корректности. Но насмешливый блеск его глаз показывал, и что он помнит о своей нескромности, и что он вовсе о ней не жалеет. «В Британском музее такое было бы невозможно, дитя», — говорил он позднее Саймону. Итак, они сидели в кафе, разговаривали о политическом строе Греции, о Байроне, об отелях, о путешествии Акселя (он только утром приехал в Афины), о местной кухне, об экскурсии в Дельфы и об обменном курсе, крайне неблагоприятном для фунта стерлингов. Каждый исподволь выяснил, что и другой — без спутника.
Почувствовав то первое прикосновение, Саймон мгновенно понял: случилось нечто особенное. Теперь, сидя за столиком, он не переставал изумленно рассматривать Акселя. Тот был не таким, как всегда, интригующим, полным блеска. Саймон сгорал от желания прикоснуться к нему. Лихорадочно подсчитывал свои шансы. Сходил с ума от восторга и страха. Возносил благодарность богам за то, что действительно был один. Молил их даровать ему истинную любовь, хоть и смиренно признавал, что вовсе не заслужил этого дара. Призывал Аполлона и мысленно падал ниц перед статуей, с которой позволял себе такие необычные вольности. Аксель по-прежнему говорил о памятниках древности и греческих винах, но в глазах сохранялся озорной огонек, и это наполняло душу Саймона безумной, безумной надеждой. Они расстались перед ланчем: инициатива исходила от Акселя. Пожав Саймону руку, он скрылся в дверях отеля, но еще раньше они договорились встретиться вечером. Встретившись, пили рецину, пили много, даже чересчур много. Саймон проводил Акселя до его гостиничного номера. Аксель, все еще вежливый и отчужденный, вынул бутылку виски. Саймон взял у него и бутылку, и стакан и отставил их в сторону. Взгляды встретились. Саймон медленно обнял Акселя и с несказанным облегчением почувствовал, что на его объятие ответили. Потом они сразу же начали спорить.