— Если ты встанешь на колени, я ударю тебя ногой в лицо.
— У меня нет никакого желания встать на колени, черт тебя подери. — Туфля со стуком упала на пол. Крепко обхватив Морган, Таллис стянул ее со стола.
— Е-хо, Морган! — Кто-то забарабанил в дверь. Таллис разжал руки и отпустил жену. Ворвался Питер.
— Морган, милая! Привет, Таллис. Морган, я только что получил от тебя письмо и сразу пришел. Меня впустила уборщица. Я все достал. Вот: отвертка, молоток, крючки для картин, проволока, штепсель — все, о чем ты просила. Купил в скобяной лавке по соседству и еще притащил массу всего для кухни. Губку, мочалку для чистки кастрюль, всякие порошки и швабру! Смотри!
В щель между коробками Питер вывалил на пол содержимое двух больших пластиковых пакетов.
— Питер, ты гений! — чмокнула его Морган. — Сейчас налью тебе что-нибудь. Таллис, не уходи. Я попросила Питера помочь мне привести все в порядок. Господи, ну и свалка! Страшно даже смотреть.
— Мне пора, — сказал Таллис.
— В самом деле пора?
— Нужно спешить к этим студентам. — Он направился к двери.
— Питер, ты просто герой. До свидания, Таллис, милый, до встречи. Помни, что я сказала.
Спускаясь по лестнице, он все время слышал их смех.
Оказавшись на улице, торопливо покатил тележку по Фулэм-роуд и потом вверх по Холливуд-роуд. Потом, подогнав ее к тротуару, приостановился. Темно-коричневые янтарные бусы по-прежнему висели у него на шее. Сняв галстук, он засунул их под воротник рубашки. Еще через несколько минут, переходя с тележкой через Редклиф-сквер, снова остановился и снял пиджак. Солнце успело высоко подняться и сияло в безоблачно голубом небе. Пот тек по его груди. Тележка была пустой, но дорога все время шла в гору.
18
— Господи, Джулиус, ты напугал меня!
Силуэт Джулиуса неожиданно возник в полутьме дома Руперта. Было около девяти вечера.
— Извини, Руперт. Мне никто не встретился, и я прошел в туалет.
— Я был в саду.
— Вы что, всегда держите вашу входную дверь нараспашку? Ведь любой может войти и стянуть репродукции Сезанна.
— Наверно, Хильда оставила дверь открытой. Она пошла на собрание, посвященное самолетному шуму и борьбе с ним.
— Хильда такая альтруистка. Вечно хлопочет о чужих делах.
— В ней, безусловно, развита общественная жилка. Но в этом деле есть и личный интерес.
— Так-так. А могу ли я покуситься на твой альтруизм, общественную жилку или личный интерес и попросить налить мне стаканчик виски?
— Разумеется. Я как раз собирался предложить. Пошли ко мне в кабинет. Ты обедал?
— В гостях. Но там не было ни одной красивой женщины. Поэтому я ушел рано. Ты говорил, что хотел повидать меня?
— Да, но я не имел в виду спешки. Хотя, разумеется, рад тебе: все складывается очень удачно.
Руперт зажег в кабинете свет и задернул шторы, отгородив комнату от густеющей синевы за окном:
— Давай закупоримся, ты не против?
Он достал виски, стаканы и сел за свой большой письменный стол, стоящий посередине комнаты. Пододвинув себе мягкий стул, Джулиус устроился напротив и так вытянул ноги, что заставил Руперта поджать свои. Затем зевнул и с чувством потянулся:
— Без воды, Руперт, я выпью неразбавленное. После этого жуткого обеда мне требуется что-то крепкое и чистое. Почему все английские хозяйки очень стараются, но совсем не умеют путно готовить? Со дня возвращения в Англию я ни разу еще не поел прилично.
— Тебе нужно съездить проветриться на континент.
— В прошлый раз даже в Париже не удалось хорошо поесть. Похоже, что все постепенно портится. Или я становлюсь старчески нетерпимым и чересчур педантичным.
— Во время последней поездки в Париж мы с Хильдой обнаружили великолепный ресторанчик, к тому же еще и дешевый. На улице Жакоб. Называется A la Ville de Tours.
— Турская кухня? В следующий раз загляну туда. А какие у вас отпускные планы?
— В этом году остаемся в Англии. При таком прыгающем курсе фунта это, пожалуй, самое разумное. Вторую половину сентября проведем в нашем коттедже в Помбершире.
— Природа, деревенская жизнь. Как я все это ненавижу! И маленьких городков не люблю. Отныне и до конца своих дней буду жить только в европейских столицах. Поэтому я и уехал из Диббинса.
— Ну, думаю, это была не единственная причина.
— Мне дико надоел этот жалкий сплетничающий кампус и эта невыразимо пошлая главная улица. Не понимаю, как я там выдержал столько времени.
— Ты единственный мой знакомый, который обожает выставлять себя в невыгодном свете.