– Вам это не удастся, потому что вы не знаете наверняка, совершено ли преступление. Вам известно, что я принес в прачечную девяносто тысяч и нашел там тело Бойкинса. Я не должен рассказывать вам, где я взял эти деньги. Я даже не знаю, нес ли я их Бойкинсу, а не кому-то еще.
Дил неторопливо достал пачку сигарет, спички и закурил.
– Бобби Бойкинс проворачивал какое-то крупное дело. Во всяком случае, крупное для него. Ходят такие слухи.
– Не понимаю, какое отношение они имеют ко мне.
– Если вы скажете нам, кто ваш клиент и что у него украли, мы сможем понять, кто убил Бойкинса и почему.
Я покачал головой.
– Вы ведь не рассчитываете на то, что я скажу вам его имя.
– Мы не знаем, что вы можете сказать, – ответил Оллер. – Поэтому мы задаем так много вопросов. Вдруг вы ответите на один из них.
Оллер стоял справа от меня, прислонившись к стене. Засалившиеся на локтях рукава и узкие лацканы его темно-синего костюма указывали на то, что детектив купил его лет пять назад. Чуть ниже узла на его красно-голубом галстуке темнело какое-то пятно. Вероятно, у Оллера было много детей и мало денег.
Я встал.
– Если у вас будут доказательства того, что эти девяносто тысяч предназначались Бойкинсу, я, возможно, помогу вам.
– Возможно, – хмыкнул Оллер. Ему явно не нравилось это слово. Он взглянул на Дила, – Френк, мне пришла в голову одна мысль.
– Какая?
– Когда-нибудь нам позвонят и скажут, что кого-то застрелили или зарезали и засунули в багажник автомобиля. Мы откроем багажник и знаешь, кого мы там найдем?
– Его, – ответил Дил.
– Меня это не удивит. Сент-Айвес понесет кому-то деньги, например, в обмен на драгоценности, а вор решит, что ему нужно и то, и другое. Поэтому Сент-Айвес и окажется в багажнике.
– Ты забыл упомянуть еще кое о чем, – сказал Дил, обращаясь к Оллеру, но глядя на меня.
– О чем же?
– Я надеюсь, что на наши вопросы, касающиеся личности убийцы, мы получим такие же исчерпывающие ответы, как и сегодня.
Оллер улыбнулся.
– Это было бы неплохо, не правда ли, Френк?
На улице я поймал такси и попросил отвезти меня в уютный ресторанчик на Лексингтон авеню, между Пятьдесят Пятой и Пятьдесят Шестой улицами. После двух виски я успокоился, съел сэндвич, выпил кофе и поехал в «Джоплин».
В просторном холле стояло несколько обшарпанных кресел, продавленный диван и сломанный телевизор.
– Вам не нужна комната, – сказал портье, когда я подошел к конторке.
– Нет.
– Вы хотите задать несколько вопросов о парне, что выпрыгнул из окна восемьсот девятнадцатого номера? О Пескоу?
– Я мог бы представиться вам, как его брат.
– Могли бы.
– Но вы бы мне не поверили?
Бледно-голубые глаза портье скользнули по моему пальто, за которое я не так давно заплатил сто пятьдесят долларов.
– Нет, не поверил бы.
– Тогда считайте, что я из полиции.
Портье нахмурился.
– Вы – не полицейский, – твердо заявил он, – Вы могли бы сойти за репортера. Вы выглядите, как репортер.
– Когда-то я работал в газете.
– А теперь?
– Теперь нет.
– Сколько сейчас платят репортерам? Сотни три в неделю?
– Примерно. Кому больше, большинству – меньше.
– Значит, вы не репортер. Человека, получающего три сотни в неделю, не пошлют собирать сведения о таком, как Пескоу.
– Давно он тут жил?
– Вы знаете, как я получил эту работу? – неожиданно спросил портье.
– Как?
– Меня выгнала жена, и я переехал сюда. Потом меня выгнали с работы, я задолжал за номер, и меня взяли ночным портье. Я пытался найти что-то другое, но кому нужен работник, которому уже пятьдесят три года.
– А чем занимался Пескоу?
Но портье, казалось не слышал моего вопроса, погруженный в собственные проблемы.
– Я получаю шестьдесят шесть долларов в неделю и жилье. Двадцать пять идут на алименты, еще шесть на страховку. Остается тридцать пять. Разве можно прожить на тридцать пять долларов в неделю?
– Это довольно сложно, – я достал из бумажника двадцать долларов и положил их на конторку. Две секунды спустя деньги исчезли в кармане портье.