- Да ты не из храбрых! - он удивленно присвистнул. - А я-то думал, храбрую везу. Сидишь на дороге с чемоданчиком, одна-одинешенька, кругом степь безлюдная. На твое счастье, я в ту сторону заехал по ошибке. А если бы не заехал?
- Сидела бы. Еще ждала. Немного ждала, немного шла. Я дорогу знаю.
Родители не торопились отправлять Шолпан в школу, старшая сестра была занята своим счастьем, приездами жениха. Шолпан дошила все, что велела мать, взяла давно приготовленный чемодан и пошла.
Паша Колесников был родом из Вологды. В Чупчи его занесла солдатская служба. Он рассказывал Шолпан: на первом году службы заплутал в степи, хотя вроде все видно насквозь. Ориентир получил - ехать, чтобы курган с черной макушкой оставался справа. Он и ехал - курган справа. Жилья впереди никакого.
Наконец крыши увидел. Подъезжает ближе - военный городок. Полный круг сделал с курганом справа. За это его прозвали Магелланом. Еще раз доказал, что земля круглая.
Служа в Чупчи, Паша ездил с другими солдатами в подшефный колхоз на комсомольско-молодежную ферму. К солдатам еще встречается неправильное отношение со стороны некоторых граждан. Девчат стращают: не ходите с солдатами, они послужат и уедут, а вы останетесь брошенными. Ну да ничего! Уговорил он свою Тоню, поженились, поехали к старикам в Вологду. Тоне там понравилось: красиво, зелено. Но пожили и вернулись: в Чупчи простору больше насчет работы.
Колесников рассказывал аульной девчонке свою жизнь, потому что она молчала, а он боялся заснуть от ровности степной дороги. Чуть придремлешь - сыграешь кверху колесами.
Шолпан про такую шоферскую беду не знала. Всю дорогу удивлялась: зачем дядя Паша так откровенничает? Она про себя не умела рассказывать. Даже Саулешке.
Паша размахнулся, забросил птицу в кусты чия. В сухом высоком чие что-то заворочалось.
- Вылезай - хуже будет! - потребовал Колесников.
- Ну и вылезу! - Из чия поднялся мальчишка в новом форменном костюме. Не обманули Салмана и в этом году - костюм выдали в школе, пальто, ботинки.
- Мазитов! - У Шолпан откуда-то взялся строгий учительский голос. - Ты почему не на уроках?
- А ты почему? - огрызнулся Салман.
- Иди-ка сюда! - постращал Колесников.
- Накось! - Салман сделал неприличный жест.
- Я тебя! - Паша притопнул - будто вдогонку.
Салман сорвался бежать, но почуял - не гонятся. Пошел обратно - сторожко, крадучись. Кинулся в куст чия, вытащил синюю галку, со всех ног припустил в степь.
- Вовсе дикий, - определил Паша. - Ладно, бывай, Шолпана, я поехал. Ты живи - не робей. - Он догадывался: чего-то неладно у девчонки в старушечьем плюшевом пальтишке. Ведь так, за здорово живешь, не сядет человек посреди дороги.
Один из двух интернатских домов курился прозрачным дымком. Здесь интернатская кухня, столовая, и здесь живут девочки - их всегда меньше, чем мальчишек, занимающих весь другой дом.
На крыльце Шолпан старательно зашоркала ичигами по распластанной мокрой мешковине. Выскочила из дома распаренная тетя Наск #233;т, обхватила Шолпан горячими влажными руками, притиснула к большому рыхлому телу, обцеловала.
- А я смотрю, кто же приехал? - Тетя Наскет поворачивала Щолпан, выпутывала из платка. - А это Шолпана моя приехала! умница моя! - Тетя Наскет встряхнула платок, осудила молчком: стар и дыряв - аккуратно сложила. - Подружка твоя прибегала. Беспокоится.
Шолпан стаскивает ичиги, в одних носках идет по крашеному полу в спальню. Восемь кроватей, восемь тумбочек, один большой стол. Шолпан открывает дверцу тумбочки. Старые книжки на месте, кто-то новые положил - для восьмого класса. Заглянула в шкаф - на плечиках висит новое форменное платье, два фартука: черный и белый. Уже, значит, выдали форму всем интернатским.
Присев на корточки, она проворно перекладывает из чемодана в тумбочку небогатый запас белья и кое-какие мелочи: шерсти некрашеной клубок, счастливый камешек с дыркой, привезенный Саулешкой из Крыма, пучок фазаньих перышек. Потом бежит в умывалку - и вот уже сидит на кухне, напротив тети Наскет, запускает ложку в густое варево из свеклы, капусты, фасоли, сала и перца.
- Новеньких много? - любопытствует Шолпан.
- В первый класс шестерых привезли… - Тетя Наскет тяжко вздыхает.
- Борща не едят? - сразу догадывается Шолпан, из-за чего печаль.
- Двое-то сразу стали. Сарсеке #233;в Аскарка из Тельм #225;на и Наз #225;рова Куляш из Байсерк #233;. А другие ни в какую. Ни борща, ни котлет, ни голубцов. Я к Канапие Ахметовичу: разрешите в первой четверти лапшу подавать. Он ни в какую: на лапше весной посидите, в первой четверти надо овощей побольше.
- Правильно! - Шолпан расправилась с борщом, тетя Наскет придвинула ей сковороду жареной картошки. - В прошлом году всю четвертую четверть лапшу ели.
- Так картошка на исходе была, - мрачнеет тетя Наскет. - В этом году я умная стала, вдвое больше засыпала.
- Люблю картошку! - Шолпан вилкой соскребает хрустящие корочки.
- Теперь-то любишь! - Тетя Наскет ставит перед ней стакан киселя.
Она работает в интернате столько лет, сколько самому интернату. Директор Канапия Ахметович любит пофилософствовать с ней о сложностях воспитания: на прозорливость интернатской поварихи, живущей тут же, при ребятах, директор полагается не меньше, чем на опыт своего завуча. Хотя тетя Наскет не все выкладывает директору. С Серафимой Гавриловной у поварихи ладу не бывает. Из-за витаминов. Повариха верит: лук и чеснок берегут от всех болезней. Поэтому все интернатские - кроме старших девочек - приносят с собою в классы острый витаминных дух, изгнать который Серафима Гавриловна не в силах - даже при ее энергии и умении доводить свои педагогические замыслы до победного конца.
В первые осенние дни, когда дети чабанов из дальних аулов, еще нигде не бывавшие, ничего не видавшие, отказываются от еды, недоверчиво отодвигают тарелки, тетя Наскет и кричит на новеньких и плачет. А что поделаешь! Не едали малыши дома ни капусты, ни свеклы, ни киселей. И Шолпан когда-то испугалась «зеленых тряпок», плавающих в тарелке. Щей испугалась.
- Спасибо! Наелась! - Она привычно бежит к мойке, трет мочалкой тарелку, споласкивает стакан.
- Сегодня еще разок пообедаешь, - распоряжается тетя Наскет. - С тобой за компанию они все съедят. Ты к Сарсекееву Аскарке присмотрись. Ему в шефы Нурлана дали. Какой из Нурлана шеф? - тетя Наскет осуждающе поджимает губы. - На деньги стал поигрывать. Сама видела: играл за базаром.
- Может, он просто так, не на деньги? В школе запретили асыки*, но ведь все играют потихоньку.
* Игра вроде русских бабок.
- Или я не разбираюсь, когда на так, а когда на деньги? Он с деньгами из дома приехал. Сам заработал, отец от себя дал. Не шибко умный у него отец. На что ученику деньги? Живет на всем готовом.
- С кем же он из ребят играет? Мы поговорим на совете интерната.
- То-то и есть - не с интернатскими. Я его за базаром видела. Знаешь с кем? С Мазитовым.
- С Сашкой?
- С ним бы еще ничего. Нурлан со стариком играл.
Шолпан знает: если альчик катают ногой - игра на деньги, если за базаром со старым Мазитовым - вовсе плохо для Акатова Нурлана из восьмого «Б». Шолпан летом видела: Мазитов приехал к отцу, совсем мало говорили, отец прогнал Мазитова.
Прибегают из школы первоклассники, Шолпан садится с ними за стол. Аскарка ей нравится: с уроками сам справляться будет - сразу видно по Аскарке; а воротничок пришить, брюки погладить - разве трудно?
Больничные ворота уже заперты, и сторож Мазитов долго не открывает. А ведь сам Доспаев его предупредил: Шолпан пропускать через проходную. И вместе с Сауле, и если Шолпан одна.
- Тебе чего? - Сторож вышел, неприятно позевывает. Каждый раз он прикидывается, что не узнал девчонку.
Съежившись, Шолпан шмыгает мимо него в приоткрытые ворота и уже совсем другим человеком идет по просторному больничному двору.
Семь лет назад отец все же привез ее в Чупчи. Женщина в белом халате ощупывала Шолпан, прикладывала к груди и спине холодные железки. Русская женщина по-казахски спросила отца: «Вашей дочери уже девятый год - почему так поздно привезли?» - «Болеет, здоровье слабое». Отец обманывал: Шолпан не болела и не слабая. Весной мороз ударил, снегом все позанесло, а она помогала матери принимать ягнят, теплых, мокреньких. Зачем отец обманывает? Боится? Она тоже напугалась. Но тут пришел в белом халате казах, поглядел на Шолпан и крикнул кому-то: «Сауле, иди сюда!».