Англичанка не разрешила нахальному Акатову приколоть к ее платью бумажный номерок. Однако, едва она вошла в зал, к ней подлетела Фарида в синей картонной фуражке, с синей картонной сумкой на боку: «Вам письмо!» Учительница развернула пакетик, сложенный по-аптечному: «Вы сегодня очень интересны». На какую-то секунду, которую она после будет вспоминать со стыдом, англичанка оглядела зал, кого-то ища глазами.
В другом углу зала Фарида совала аптечный пакетик Геннадию Васильевичу: «Почему вы не танцуете?»
Из парадного угла Гавриловна мысленно одобрила действия Фа-риды. Кроме лейтенанта, не видела она в Чупчи подходящего жениха для молодой англичанки, а молодые незамужние учительницы тут не удерживались.
Воздушная почта попала в верные руки. Каждому по способностям: Кольке стоять на страже, Фариде разносить записки. Фарида воздушную почту без дела не оставит. Она запаслась из дому записками на все случаи жизни, несколько вечеров сочиняла с привлечением художественной литературы и без литературы, попроще: «Вы сегодня очень интересны», «Почему вы не танцуете?», «О ком вы грустите?», «Кто-то здесь следит за вами» и еще разное, позагадочней. Свою почтовую тайну она не выдала даже лучшей подруге - отвернувшись, сунула Маше записку: про кого-то, кто следит.
Маша прочла и покраснела.
Оч-чень интересно Фариде жить на свете! Все она знает и все может. Тем более может спасти Нурлана. Он такой талантливый, с таким замечательным будущим, но по слабости характера пропадет, если Фарида за ним не углядит, поэтому она - уж будьте уверены! - углядит, выведет Нурлана к сияющим вершинам славы. Это теперь ее ответственный долг, цель жизни.
Шолпашке она по-дружески вручила «Вы сегодня прекрасны», но Шолпашке, конечно, некогда и подумать: от кого? В закутке за сценой она - не спеша и потому быстро - пристебывает ленты, оборки, тесьму, фазаньи перышки. Шесть девочек из интерната сначала спляшут молдавский танец, потом казахский. Только Шолпан управится, чтобы они сначала выскочили на сцену в шапочках с перышками, в бархатных камзолах, а через минуту - в венках с лентами, в расшитых кофтах. И ее подшефный - Аскарка сегодня выступает перед старшеклассниками. Шолпан отутюжила солисту форменный костюм, накрахмалила рубашку - Аскарка как черепашонок в надежном панцире.
Школьные кулисы - биологический кабинет. Со шкафа глядит холодно на всю суматоху синяя птица Вити и Салмана. Под ней Серафима Гавриловна наставляет Сауле, как вести концерт. Сауле сегодня очень весела, но от коварной Фариды ей загодя припасено «О ком вы грустите?».
Домашний запас почты иссяк, однако сумка не пустует, полна записок; в каждом деле главное - энергично начать, а там пойдет.
Раздвинулся занавес, на сцене Сауле в синем платье с белым кружевным воротничком.
- Выступает ученик восьмого класса «Б» Акатов Нурлан!
Жидкие хлопки, ехидный смешок…
Нурлан заносчиво откинул рыжую бесславную голову:
- Я спою вам песню собственного сочинения. Посвящается моему другу Николаю Кудайбергенову.
Колька покраснел до ушей, заерзал.
- Песня о двух красных бойцах! - Нурлан вскинул гитару, грифом нацелился в зал, ударил горстью по струнам, бросил в зал домбровую россыпь, домбровый скач по степи, перебор копыт.
Рядом мчатся два бойца - русский и казах, - ведут разговор. Шинелями бы сменяться - да рост разный. Сапогами бы - да одному малы станут, другому велики. Чем сменяться? Именами нельзя - матери дали. Чем сменяться? - такой разговор… Копыта звенят по родной земле. Фамилиями сменяемся? Тебе - мою, мне - твою, одна другой не хуже. Судьбой сменяемся? Тебе - мою, мне - твою, обе равны и пока неизвестны. Но час пришел - и убит один, скачет дальше другой. Кто скачет? Ты знаешь? Я не знаю, не разглядел лица. Скачет красный боец по степи, по родной земле. Смолкает вдали перебор копыт…
Нурлан опустил гитару, рыжие лохмы уронил на глаза - все!
Пушечно грохнули аплодисментами первые - солдатские - ряды. Володя Муромцев с места подмигнул: «Растешь, старик!» Лейтенант наклонился к Голове: «Что скажете? Талантливый мальчишка!»
Ахметов всеми морщинами изобразил (Нурлану издалека, со сцены видно): ошибка природы - вложила талант не туда, ненадежно.
Зануды майора в зале нет. Не слышал Коротун, какую душевную песню сложил его бывший кунак Нурлан Акатов. Обидно, что не слышал, - единственный в Чупчи человек, который Акатова всерьез осудил, Акатову никогда руки не подаст. Для остальных, что ни случись с Акатовым, - пустяк, легкий жанр. Даже для Кольки, брата родного. И Голова не удостоил выволочки, выговорешника в приказе, разве что четверку за поведение отвалит - на большее не рассчитывай!.. Да-а-а… Только Уставчик к Акатову всерьез, с обидой, с возмущением: «Руки не подам!» Вот для кого бы спеть про двух бойцов. Майор поймет, слезу уронит…
Кто бы подумал: Нурлан Акатов, Ржавый Гвоздь, вдруг затоскует: Уставчика нет в школьном зале, где Акатов поет песню собственного сочинения.
Об этом не догадывается даже Фарида. Она сидит в зале рядом с Машей и сторожит минуту, чтобы поменяться местом с Еркином, сидящим позади. Мальчишки знают: у девчонок есть обычай - куда одна, туда и другая, всюду вместе. Но мальчишки не знают: вдвоем ходят, чтобы одна догадалась, когда надо исчезнуть, пропасть, раствориться в воздухе, провалиться сквозь землю… Или в зале с одной скамейки ни с того ни с сего захотеть переместиться на другую: «Еркин, пересядь! Что тебе, трудно?»
Еркину не по душе, что Маша дружит с Фаридкой, но не спорил - пересел.
Нурлан со сцены поглядел на него, оскалил зубы. Еркин подумал: только бы не запел Акатов сейчас «Гори, гори, моя звезда…». Голова шалеет от этой песни, сердце слабеет от печали.
Из-за кулис к певцу идет Сауле в синем платье с кружевным воротничком - сейчас объявит следующий номер, но Нурлан ее не дождался, пальцами набрал щемящий мотив, сам объявил:
- Старинный русский романс, музыка Булахова! - фамилию выговорил как казахскую: не через «у», через перепоясанное арканом «о».
Сауле не захотела повернуться и уйти ни с чем. Осталась рядом с певцом. А он - артист бесстыдный! - запел будто не залу, а ей одной: светло, счастливо. Сауле в кружеве старинном стала прекрасной и гордой, как никогда, самой близкой из всех в Чупчи к музыке щемящей, к словам нездешним, из старой жизни, где прапрадед Саулешкин в черном фраке или в мундире офицерском склонился перед девушкой - бальное платье, обнаженные плечи, кружева…
Эх, жаль, нет в зале лысого майора!
Ведь не для Володи-дипломата поет Нурлан, чтобы Володя умную голову терял.
Паша Колесников гнал машину со скоростью, какую только допускали: во-первых, добитая по зиме дорога, во-вторых, наступившая серая мгла, в-третьих, сосед и приятель Ажанберг #233;н, кулаками молотивший из кузова по кабине. Вовсе ошалел Катин мужик: то ему гони, то езжай тише. Паша сам, что ли, не понимает: Катя рядом в кабине, согнулась над высоким животом, охает.
- Терпи, Катерина! - просит Колесников соседку. Катерина - это по-русски, а по-казахски ее кличут Хадича, но и Ажанбергену привычней - Катя, Катюша.
Чупчи уже близко: дрожит слабыми огонечками. Фары выхватили из толпы обнявшуюся на дороге парочку: солдат с девчонкой. Если на дороге встретишь солдата с девчонкой, значит, в школе сегодня вечер. Паше ли не знать, Пашке-Магеллану?
Девчонка от света уткнулась солдату в шинель - надежнее места нет, а он оглянулся: кого дьявол несет с фонарями? Сверкнул белками - Паша мигом узнал знакомого ему Левку, приятельски потушил фары, в темноте бибикнул: совет да любовь!
Паша подумал: а ведь слух был, что Левка замыслил отвязаться. Чего не набрешут люди…
Еще один человек на дороге. Бушлат, сапоги, шапка-ушанка. Нет, друг, ты не со школьного бала. Голоснуть собирался, но раздумал? Так, что ли? С пьяного какой спрос!
В другое время - не жалко - Паша бы остановился, довез мужика до поселка, но сейчас прогремел мимо, не сбавил хода: извини, друг, не до тебя! Бабу, то есть женщину, везу рожать, такое дело, спешить надо, ты уж сам как-нибудь дотопаешь, до поселка рукой подать.