Исабек принес из холодной комнаты кошму: то ли по белому полю черный узор, то ли по черному - белый. Еркин помнит: когда мать делала последнюю свою кошму, одинаковый кроила узор - что черный, что белый, - после точно влился завиток в завиток. Жизнь людей тоже бывает совсем разная, а встретятся - и непохожее сошлось.
Он водил ладонью по гладко укатанной кошме, нащупывал: вот извилисто течет белая река, вот - черная река. Казахский орнамент, наверное, можно рассчитать математически, и это будет не просто сделать, а ведь придумали его вовсе неграмотные люди. Кто-то вдруг проснулся среди ночи, словно от яркой вспышки: теперь знаю, как сделать!
Еркин снял гору одеял с сундука, гору подушек, разбросал по кошме и лег со всеми. Уже засыпая, вспомнил удивленно: Маша сегодня показалась похожей на Сауле.
Опять он ехал на своем вездеходе по степи мимо отар, табунов, красивых поселков. Видел: поднялся в степи саксауловый лес. Видел: русла забытых высохших рек наполнила вода. Видел: ученый-биолог Витя ставит какие-то электронные приборы у сусличьих нор. Синяя птица уже прилетела из Индии? Нет еще, но скоро прилетит. А где же твоя сестра?
Исабек в фуражке с зеленым околышем скачет Еркину навстречу на рыжем огнехвостом жеребце. Ты куда, родич мой Исабек? В свой дом вошел Еркин - там его ждал, сидя на полу, на кошме, старший брат Кенжегали: ты думаешь, что те, кто уехал из Чупчи, не сделали ничего, чтобы изменить степь? Наш Чупчи - часть великого целого, живущего единой жизнью, не забывай, Еркин…
* * *От поселка до зимовья летом домчишь за пять часов. Зимой, отправляясь в дорогу, время не загадывают.
Темно еще было, когда Паша Колесников засигналил у интернатской арки. Но тетя Наскет уже успела всех, кому в дорогу, разбудить и накормила их не быстрым завтраком, а основательным обедом. В дороге еда как запасная шуба. Несколько лет назад в соседнем районе проглядели: с олимпиады отправили ребят по школам, не покормив. Самые дальние уехали на тракторных санях, трактор по дороге встал, а тут налетел буран. Были бы сыты, а то с утра не евши… Померзли! Тетя Наскет тот жуткий случай каждый раз вспоминает, когда своих отправлять: обед досыта да в придачу еще на всех - в руки самому старшему - мясо, хлеб, чеснок.
Нурлан, разбуженный со всеми, спросонок дочиста подмел обед из трех блюд, а ехать передумал: чего он там не видал, на зимовье? Культурного обслуживания? Кинопередвижки? Лектора по международному положению? Нурлан останется здесь дожидаться от Гавриловны Нового года. Вчера ей не дали поприветствовать и пожелать. Влетел Левка, все сорвались по тревоге. А он, Нурлан, не привык Новый год встречать кое-как, он привык его встречать по школьному расписанию. Нурлан вернулся в спальню, завалился в кровать. Аскарке - малыши на зимние каникулы не ездят - приказал: спальню снаружи запереть! Разбудить к часу! А там можно к Кольке смотаться, в городок к Маше Степановой, рискнуть постучаться к майору…
Фарида ничего такого и предположить не могла. Она выпросилась погостить к тете Гуле в Жинишке-Кум. Из-за кого она затеяла поездку к тетке? Из-за Нурлана! Все уже сидят в фанерной будке, а Нурлан не идет. Дядя Паша в будку заглянул, Шолпашку в кабину позвал, она отказалась, а Нурлан все не идет. За ним бегали - не нашли, спальня заперта. Так и уехали без Нурлана. Не выпрыгивать же Фариде из машины, себя на смех выставлять. Хоть догадалась в кабину перебраться - там теплее. Паша еще поймет, как ему повезло. Эта сорока не даст задремать.
В будке надышали, нагрели, но фанерная стенка мерзло поскрипывает за спиной Еркина. На лавке напротив сидит Шолпан в плюшевом пальтеце, в теплой шали, какую только старуха наденет.
Старшие ребята изо рта в рот передают сигарету, младшие догрызают выданные напоследок леденцы. Все едут по домам без поклажи. Только к весне интернатские повезут валенки, шубы, меховые шапки - на укладку в домашние сундуки. Если у кого двойки расплодились за первое беззаботное полугодие, то и это добро никто с собой не берет: в школе полежит до третьей четверти, до марта. Когда в колхозах по весне точнее начнут вести счет овцам и кормам, тогда и в школах все лентяи возьмутся за ум, - нет в степи месяца, больше располагающего к раскаянию, прилежанию и святым клятвам, чем март, когда приходит восточный Новый год.
- Дударай-дудар, дударай-дудар… - Девочки затянули тонехонько, вплетали в песню голос за голосом, как шерстинки в пряжу, и песня не грубела, все более тонкая, она крепла, словно нить в умелых руках. Еркин не заметил, как и сам вплел свой голос в общую песню.