Силы быстро закончились, и Вьюн, тяжело дыша, упал на колени.
В Либоне о Дне помалкивали. Как туда добраться, ни один трактирщик не расскажет. Идти ли на восток, в пустыню, плыть морем на юг к темнокожим аврам, или на запад - через океан к островитянам. Искать ли его на земле, или в призрачном нижнем мире Великой ракушки... Оттуда не возвращались. По крайней мере, о таких не знали.
Вьюн поправил перчатку на правой руке, сплюнул. Провел языком по нёбу - зубы на месте, значит, стражники бить не стали. И за что ему такая честь?
Из-под прохудившегося башмака выскочила трехвостка - не гвэрэ, конечно, обычная ящерка. За ней шмыгнули еще две, недовольно потряхивая хвостами-трещотками.
Как же он сюда попал, начал гадать Вьюн. Неужели графская стража выбросила бесчувственного с повозки? Но не ради ж мелкого воришки тащились они на край света. Вьюн хлопнул себя по бокам - да и бутыль вина на месте.
Он вспомнил выскользнувшую под ноги ракушку и странное ощущение - будто летел сквозь перламутровый тоннель. Нет, не летел. Падал. Все ниже и ниже...
В неделю Сотворения что угодно приключиться может. Люд по домам сидит, да с закрытыми ставнями. Если кто и выходит за порог - по крайней нужде или из глупого любопытства. Но его, удачливого вора по кличке Вьюн, гнала не нужда - мечта. Когда-то давно, выброшенный на улицу, он поклялся, что найдет самую большую в мире драгоценность. Понадобится - украдет, заберет силой, но из рук не выпустит. Знал, что однажды ему повезет. И старался не упускать шанса.
Ждать нечего - завтрашний день может сдать не лучшую карту. Если люди не сумеют угодить Великой ракушке, после проклятых дней жизнь станет невыносимой. Какой была в первые десять лет Вьюна - непрестанный пронизывающий ветер то приносил в Либон лютый холод и мор, то гнал гигантские волны на город, то мучил его нищетой и голодом.
Но и Сотворение не щадило никого. У пристани, да в бедных рыбацких кварталах нет-нет и попадались выкрученные судорогой тела: частью плоть, а частью - покрытые перламутровой коростой иссушенные кости. Или россыпи черного жемчуга - крупного, со спелое яблоко величиной и с уродливыми наростами. Жемчуг не подбирали, брезговали. А уж обглоданных трехвостками мертвецов и вовсе было не сосчитать. В проклятые дни ящерицы лезли из всех щелей и становились очень опасны.
Вьюн огляделся, прищурился, прикрыл ладонью глаза от солнца.
Он слыл одиночкой, ни с кем не делил ни кров, ни дело. Но рядом сновали люди. Те, кого можно ограбить, надуть, обыграть в кости. А теперь в чистом поле - да без дорог, без следов от телег и карет, без привычного гомона торговцев и рабочего люда в гавани - Вьюн растерялся.
Он нащупал за спиной виуэлу, перебросил вперед и только успел провести раз по струнам, как услышал стон.
В другое время убежал бы от беды подальше. Но сейчас любопытство пересилило.
- Кш, - Вьюн замахнулся на стайку ящериц, те бросились врассыпную, загремели трещотками.
В траве лежала молодая девушка. Простоволосая, в льняной невыкрашенной юбке, рубашке без кружев, деревянных башмаках. Кошеля на поясе нет, украшений тоже, привычно отметил детали Вьюн. Лицо девушки то краснело, то становилось чуть ли не прозрачным, на открытом плече появлялись похожие на ожоги пятна и тут же сходили.
Девчонка, небось, хворая - хлопот с ней не оберешься, а проку никакого.
Вьюн передернул плечами. Побыстрее бы отсюда выбраться. Он развернулся и побрел восвояси, сминая чахлый ковыль.
В спину ударил новый протяжный стон.
Он остановился. Десять лет назад девятилетний мальчик Каэтано нашел окоченевшее тело матери под соседским забором. Ей мог кто-то помочь, но поскупился на хворост для печи и корку хлеба. Мать возвращалась к сыну с пустыми руками - если не считать судорожно стиснутую высохшую лапку трехвостки, ее талисман.
Вьюн скрипнул зубами. Глянул на незнакомку еще раз. Руки чистые, пальцы розовые, без синюшного отлива, да и черных пузыристых наростов нет - мора бояться нечего.
Девчонку надо просто отвести домой. Поможет ей, и дело с концом.
Он осторожно подошел к девушке. Та металась на траве, будто хотела вырваться из какой-то невидимой сети. Почувствовав его приближение, села, распахнула темно-синие, как штормовое море, глаза, недоверчиво глянула на Вьюна.
«Сейчас прогонит», - с облегчением подумал он. Но раз встретил живую душу, не грех и парой слов перекинуться.
- Эй, дона, куда путь-то держим?
Девушка мотнула головой, отпрянула от Вьюна.
- Заплутала что ль?
Обескураженный холодным приемом, Вьюн забыл о желании побыстрее сбежать и придвинулся поближе. Хотел притронуться к плечу девушки, но та остановила его руку.