Вьюн выхватил огниво, чиркнул кресалом о кремень, поднес лучину. Искра погасла, он снова взялся за дело.
- Давай же, гори! - заорал Вьюн, и, будто послушавшись, лучина занялась.
Он принялся поджигать полоску травы - прямо напротив стены огня. Надо, чтобы пожар разгорелся не меньший, чем тот, что идет навстречу.
Огонь лизал пятки, едкий дым забил нос, но Вьюн, как безумный, бежал по степи, а за ним змеился охристый хвост пламени...
Когда два врага-пожара грудью схлестнулись в схватке, а потом, сшибив друг друга, рассеялись пеплом в воздухе, Вьюн не поверил глазам...
Он вернулся в хижину, опустился на скамью, вытер испачканное сажей лицо. Хозяйка пододвинула кружку воды.
- Спасибо, - она неожиданно улыбнулась, и что-то в сердце Вьюна дрогнуло, радостно и звонко, будто запела струна виуэлы. - Я знаю, ты ночью хотел уйти, - шепнула на ухо хозяйка.
Он опустил глаза и долго изучал выстланный соломой пол, прежде чем осмелился посмотреть на Адинью.
Девушка стояла в дверях, будто снова звала куда-то. Пятно на плече исчезло, лицо сделалось белым, совсем прозрачным. Если бы Вьюн верил в привидения, подумал бы, что Адинья - чей-то заблудившийся дух.
***
Хоть гвэрэ и помогла Оану, она потеряла два хвоста и замертво упала к ногам человека. Но он оживил ящерицу и поместил на восток, превратив в солнце.
Оан отправился гулять по раковине и нашел хвост, из которого сочилась соленая вода. Так капля за каплей натекло море. Человек сжал в кулаке хвост и бросил на запад, превратив в луну.
На берегу моря Оан обнаружил второй хвост гвэрэ и захотел сделать из него подобного себе. Но тот обернулся живой ящерицей и выскользнул из рук. Оан рассердился и превратил ее в жемчужину.
***
- Что было потом? - глаза Адиньи горели неподдельным интересом.
- Потом... - Вьюн скорчил хитрую гримасу, - ни одна гвэрэ больше не теряла своих хвостов.
Девушка рассмеялась.
За день Адинья оживилась. Казалось, степной ветер развеял загадочную хворь без остатка...
Не сговариваясь, пошли на юг.
Адинья что-то знала про Дно, и Вьюн надеялся, что рано или поздно выпытает у нее, как отсюда выбраться. Очень не хотелось превратиться в «здешнего» и каждый день, как цепной пес, возвращаться в прохудившуюся лачугу.
Пока брели по рассохшейся, с островками песчаных насыпей, земле, Адинья ни на миг не умолкала, терзая Вьюна вопросами, на которые он и сам не знал ответа. Где его дом, что он делает, когда остается один, куда подевалась рубашка и откуда взялся расшитый золотом камзол, зачем таскать за собой сухую лапку трехвостки, и почему глаза у него разноцветные - зеленые с темными звездочками внутри...
Вьюн больше молчал да отшучивался. Не скажет же он Адинье, что дома у него нет и не было, у распорядителя графского двора оказалась сговорчивая служанка и хлипкие засовы, а в сундуке - много парадных камзолов и ни одной рубашки; да и глаза меняют цвет только, когда он чует опасность...
Вечером на привале, раззадоренный любопытством девушки, он выболтал ей все сказки про Оана.
Уютно потрескивал прирученный неопасный огонь в костре. Они только поужинали гостинцами, которые собрали жители деревеньки в благодарность - лепешки, коровий сыр, горстку ягод - не ахти какая трапеза, но она показалась Вьюну роскошным пиром.
- Каэтано, - тихо позвала девушка, - как ты здесь оказался?
Вьюн вздрогнул, как от раската грома, он и не заметил, когда с языка сорвалось настоящее имя.
- Я не очень хороший человек, Адинья. Обокрал графский подвал, вот и попал на Дно.
- Неправда, ты совсем не знаешь, кто ты.
- А ты знаешь, кто ты? - огрызнулся Вьюн.
Как же ему надоели эти недомолвки!
- Не до конца. Но в свое время узнаю, - Адинья погрузилась в размышления и, казалось, не заметила едкого тона.
Повисла долгая пауза.
«А девушка славная», - вдруг подумал он. На дне синих глаз крылась тайна, и Вьюну во что бы то ни стало захотелось ее разгадать. Как хочется открыть сложный замок, найти лазейку там, где ее быть не может, или украсть то запретное, что никто не осмелился взять раньше.
Он достал виуэлу, легко коснулся струн и, не отрывая взгляда от девушки, тихо запел:
... Скажи себе, кто ты, спроси себя, где ты -
И в этом вот тайны все.
Даже те, кто в песнях воспеты,
Шли босиком по росе.
Может и нужно гордиться ими,
Героями, что в веках...
Но хочешь ли ты написать свое имя -
Имя - на облаках?
Заря как пламя и мир зажженный
Сгорать будет вновь и вновь,
Чтоб ты родился опять, воскрешенный,
Готовый признать любовь.