- Ты все знаешь наперед, Адинья, да? Может, ты ворожея? - огрызнулся Вьюн, - так почему не развернешь шебеку, не нашлешь шторм на проклятых пиратов, не спасешь людей?
- Я не могу... без тебя ничего не могу. Пожалуйста, Каэтано! - глаза девушки затопила боль и какая-то совсем детская доверчивость.
Вьюн осекся, тряхнул головой. Что это с ним? Столько раз выкручивался из переделок, где другие прощались с жизнью. Неужели сейчас оплошает?
Думай голова, думай! Он прикоснулся к лапке трехвостки, в который раз огляделся, взгляд задержался на гигантской луа-луа. Откупиться от флибустьеров уловом? Слишком неравноценный обмен против полутора десятков юных рабов с перламутровыми зубами.
И тут снова пришла на помощь наука Шелудивого.
Нет, ухмыльнулся Вьюн, он преподнесет пиратам совсем другой дар!
- Эй, - крикнул он испуганным рыбкам, - всю свежую рыбу режьте на мелкие куски, разбрасывайте вокруг домов и бегите в степь, прячьтесь!
- Сеть, живо!
Ящериц они с Адиньей нашли сразу за деревенькой. Любопытные трехвостки сновали рядом, однако в руки не давались, и чтобы изловить их, потребовалось немало усилий. В конце концов сетка наполнилась десятком ящериц, истошно гремящих хвостами.
Вьюн подождал, пока рыбаки отойдут подальше в степь, отослал с ними девушку, а сам присел на окраине и принялся ждать. Очертания шебеки стали четче, он мог различить косые паруса, вспарывающие воду весла.
Еще чуть-чуть.
Стрекот хвостов становился все сильнее. Трехвостки чуяли запах свежей рыбы и не могли усидеть в тесной сетке.
Как только Вьюн выпустит ящериц и те начнут терзать рыбьи потроха, к берегу будет не подойти. Вмиг нагрянут сотни других трехвосток. Поодиночке ящерицы на людей не нападают, но раззадоренную запахом свежего мяса стаю трехвосток уже никто не удержит.
Он прикинул расстояние от шебеки до берега, удовлетворенно кивнул, открыл сеть и выпустил заждавшихся ящериц.
Оглянулся лишь раз - поселок будто укрыли живым буро-зеленым ковром.
Теперь флибустьерам не позавидует даже мертвец.
***
Старик долго не отпускал Вьюна, дождался, пока Ннека увела Адинью к берегу ловить крабов, и зашептал:
- Ее оставляют многие, но ты не бросай. Не родится мир, умрет ммири, не станет нас!
До Вьюна дошло, что рыбак просто перестал отличать явь от выдумки. Он невольно отстранился от старика. Но тот и не думал отступаться, только крепче вцепился в локоть гостя. Рука, обтянутая тонкой, почти черной от солнца кожей, была удивительно похожа на высохшую лапку трехвостки.
- Каждые десять лет, в Сотворение, Оан раздвигает стенки ракушки, и мир рождается заново, - старик опасливо оглянулся, будто его мог кто-то подслушать, - и посылает огненных трехвосток, а ящерки ищут человека, который станет для них луной и солнцем, морем и землей - и тащат его на дно океана...
Для безумца глаза рыбака оставались слишком ясными. И Вьюн, завороженный этим взглядом, почти верил старику.
- Люди боятся и бегут от посланниц Оана. А он гневается и заковывает их в...
- Жемчуг, - закончил Вьюн.
Обноски, что заменяли старику рубаху, раздул ветер, открывая перламутровые полосы на впалой груди.
Здесь все были отмечены жемчужным проклятием, но не умирали, как в Либоне, а влачили жалкую безрадостную жизнь. Вот где настоящее дно, понял Вьюн, это не та земля, по которой они ходят, это пропасть, куда летят их души. И она гораздо страшнее, чем пустоши, пожары, пиратские набеги...
- Не бросай ее, сынок, - повторил старик, глаза его потухли, он отпустил локоть Вьюна и скрылся в хижине.
Будто и не было никакого разговора...
Поселок оживился. Жители собирали недоглоданные ящерицами остатки припасов, спешно чинили прохудившиеся сети, снаряжали лодки.
Трехвостки уничтожили почти весь улов, но и отвадили флибустьеров надолго. Затаившись в зарослях ковыля, рыбаки наблюдали невиданное зрелище: разъяренные пираты, обвешанные десятками ящериц, метались между хижин, беспорядочно рубили воздух абордажными саблями, натыкались друг на друга, вертелись волчком. В конце концов исполосованные острыми зубами трехвосток, флибустьеры погрузились в шлюпку и ни с чем вернулись на свою шебеку.
Лишь один головорез, забравшись по пояс в воду, все медлил и, казалось, высматривал что-то вдали.
Вьюн различил седую бороду, широкополую шляпу - Шелудивый никогда не снимал головного убора, и юноша теперь знал, почему. Он тоже никогда не снимал при других перчатку.
Вьюн сидел на песке в сторонке и наблюдал, как Адинья перебирает у воды камешки. Тихо шелестели волны, опасливо выползали на берег крабы, чтобы тут же спрятаться под валунами, в хижине скрипела циновка - старик ворочался с боку на бок, видно, никак не мог уснуть.