Назарали-хан Икрам-уд-Довле установил у себя такой по-рядок: в первый раз с тем или иным требованием к крестьяни-ну должен был обращаться фарраш. Если его требование ис-полнялось; то все обходилось благополучно, если же нет, то он наносил отказчику несколько ударов плетью и уходил с тем, чтобы вернуться с четками хана. Теперь уж требование должно было быть исполнено во что бы то ни стало, иначе фарраш имел право поступить с непокорным, как ему заблагорассудит-ся, если бы он вынул кинжал и отрубил голову тому, кто не подчинился воле повелителя, я не знаю, что произошло бы, вернее всего, ничего бы не произошло.
Однажды я был очевидцем магического действия четок.
К одному крестьянину явился фарраш и потребовал для ха-на барана. У крестьянина барана не было. Фарраш Али-Джа-фар ушел и вернулся с четками. В ту же минуту крестьянин обменял у соседа единственную свою скотину - осла - на барана и козу и передал барана фаррашу, а козу пустил во двор пастись.
Четки хана состояли из небольших черных зерен, нанизан-ных на красную шелковую нитку и ничем особенным не отли-чались, если не считать того, что они были атрибутом власти господина Назарали-хана Икрам-уд-Довле.
Дом, отведенный нам, принадлежал вдове Кербалай Гейдара, у которой было несколько ребятишек. Звали эту женщину Пери. Мы занимали сени и крышу дома, а Пери с детьми юти-лась в задней комнате, где помещалась также скотина, так как из-за воров даже летом было рискованно держать скотину во дворе или в поле.
Все благосостояние бедной женщины составляли осел, ко-рова, несколько овец и коз.
Иногда по утрам, когда Пери, подоив корову, садилась на корточки у очага варить для детей кашу, я заходил к ней. Зак-рыв рот платком и помешивая кипевшее молоко, она расска-зывала мне о местных делах.
Я с большим интересом слушал ее бесхитростные рассказы. Пери было пятьдесят, но она хорошо сохранилась: смуглоли-цая, высокая, стройная, здоровая, она не отличалась красотой, но и дурнушкой ее назвать было нельзя.
Однажды утром я застал у очага Пери Мирза-Садыха Мунши, который беседовал с ней, покуривая трубку.
Вскоре я увидел его там же вторично: он так же курил трубку и разговаривал с вдовой. Заметив меня, он на этот раз поманил меня рукой, я подошел и приветствовал его селямом.
Пери положила на пол для меня старый детский тюфячок, и по приглашению Мирза-Садыха я сел.
- Господин Молла-Насреддин! - начал Мирза-Садых Мунши, попыхивая трубкой. - Я пригласил тебя сюда как благочестивого и богобоязненного мусульманина, чтобы ты своими ушами слышал мои справедливые речи и по возвра-щении к себе на родину не писал о том, что в Карадаге ханы и визири притесняют население. Вот я при тебе обращаюсь к этой женщине, не имеющей мужа, и предлагаю ей по всем законам шариата вступить со мной в сийга, чтобы я мог иног-да приходить сюда и со спокойной совестью предаваться бесе-дам с тобой, чтобы и ты, как приезжий, не испытывал скуки одиночества.
Не успел Мирза-Садых Мунши произнести слово "сийга", как Пери подскочила на месте, словно наступила на горячие угли.
- Мирза-Садых Мунши! - вскричала она, размахивая руками. - Мирза-Садых Мунши! Не говори этого! Не гово-ри этого!
Я вскочил с места и хотел бежать отсюда... Я не убежал, но потихоньку вышел из комнаты.
За мной молча последовал Мирза-Садых Мунши.
Но спустя некоторое время Мирза-Садых вернулся в со-провождении фарраша Али-Джафара, который, став у ворот, начал звать Пери. Когда она показалась в дверях, фарраш Али-Джафар высоко поднял четки хана и громко и вырази-тельно произнес:
- Пери, Пери, Пери! По жалобе Мирза-Садыха Мунши, хан прислал показать тебе свои четки. Смотри на них... Смотри хорошенько. Это те самые четки, которые два года назад сбро-сили с высокой скалы мельника Мехти, того самого, который не подчинился приказу хана, да так сбросили, что дети мель-ника не смогли найти даже его труп. Это те самые четки, ко-торые сожгли дом Оруджали и обрушили его стены на головы его детей. Смотри хорошенько, те ли самые это четки, или нет?
Пери, у которой нижняя часть лица была закрыта платком, стояла у порога и молча, внимательно смотрела на четки. Тут же, столпившись, стояли соседи.
Никто не проронил ни слова: ни женщина, ни Мирза-Са-дых, ни соседи. Выслушав фарраша, все молча разошлись.
После этого я несколько раз видел, как Мирза-Садых Мун-ши приходит к Пери и, сев на тюфячок у очага, мирно бесе-дует с ней.
Перед самым отъездом он встретил меня и сказал:
- Молла! Наша Пери обещала сварить сегодня молочный плов. Если будет угодно, прошу пожаловать на обед.
Но я почему-то не смог воспользоваться любезным пригла-шением главного визиря.
1923