Горгулья на входе в кабинет директора показалась внезапно, как будто вынырнула из стены. Увлеченный своими размышлениями, я совершенно не заметил каменного монстра поблизости.
Глубоко вздохнул, успокаивая расшалившиеся нервы, прорывающиеся дребезжащим, на грани выдоха, хихиканьем. Нет, Салазар прав, надо взять себя в руки, иначе все провалится.
Приложил к горгулье руку с браслетом и влил в него магию. Серебро засветилось, по камню побежали странные узоры, и статуя отпрыгнула в сторону, открывая винтовую лестницу.
По которой я начал медленно подниматься, предварительно накинув на себя все отвлекающие чары, какие только знал.
Еще одно преимущество браслета Салазара Слизерина в том, что создавался он при помощи кровной магии. В то время не существовало таких ограничений по колдовству, какие появились в нынешнее время. Тогда в ход шло все, что могло защитить, уберечь или возвысить род. Чем и пользовались некоторые ехидные, темные маги.
Хогвартс являлся шкатулкой с секретом, с многочисленными секретами, а еще старался предоставить ученикам как можно больше личного пространства для творчества и жизни и свободы, все же жить в общежитии тяжело, это автоматически означало впустить кого-то в свое личное пространство, в зону комфорта. Поэтому возможности преподавателей в данной сфере слегка ограничивались, чтобы предоставить студентам хотя бы видимость свободы. Однако существовали и исключения из правил. Такие, как Основатели. Четверка имела доступ к любым общественным помещениям, будь то кладовка завхоза, кабинет управляющего или владения директора. Это задумывалось специально, на случай непредвиденных ситуаций. Вдруг кому-то из Основателей срочно понадобится документ или артефакт из кабинета Годрика, а его самого нет на месте? Или срочно потребуется лекарство, а Пенелопа на занятиях или в теплицах, или вообще уехала? Пропуском служила кровь, и распространялась магия только на четверку Основателей. Даже их потомкам подобной привилегии не предоставлено. Кандида с улыбкой говорила, что Хогвартс являлся новым проектом, в котором у них не было стопроцентной уверенности, а потому маги предпочли перестраховаться.
Слизерин и тут нашел лазейку. Его браслет, заклятый с помощью его же крови, давал носителю равный с Основателями допуск к помещениям Хогвартса. Потому что пара, супруг, вторая — лучшая, как заметила ехидно Пуффендуй — половина. Остальные Основатели предпочли закрыть на это глаза, так как знали, что Салазар скорее удавится, чем отдаст браслет недостойному. Так и получилось, артефакт обрел носителя спустя сотни лет. Как-то факт, что меня сочли достойным, смущает и одновременно греет душу.
В любом случае, кровь Слизерина дает допуск в кабинет директора, а заодно заставляет Хогвартс снять или отодвинуть любые защитные чары, наведенные на помещение нынешним владельцем. Все же плод труда четырех талантливейших магов сильнее, чем один человек, как бы его ни восхваляли.
Слизерин на вопрос, почему не рассказал раньше о всех возможностях браслета, лишь закатил глаза и с насмешкой ответил, что в то время его волновали лишь защитные функции, об остальном он как-то подзабыл. Просчитывающий свои действия на несколько шагов вперед темный — и подзабыл? Ню-ню. Зараза недоверчивая. Но почему-то мне это нравится.
Я чувствовал дрожание магии вокруг себя, практически слышал ее гудение, как ток в трансформаторной будке. Или у меня уже галлюцинации? Браслет покалывал и обжигал запястье, продолжая светиться ровно и мягко, отодвигая все чары. А из меня силы выкачивали как будто насосом. Никто не говорил, что пропуск дается бесплатно. Еще одна проверка. На силу, на запас магии, на стойкость, потому что в глазах двоилось.
Пока, наконец, дверь не распахнулась, и я не угодил в кабинет. Отработанным на портретах Основателей движением заставил замолчать предыдущих директоров. Им оставалось только хлопать глазами и не двигаться, внимательно смотря за каждым моим движением. Ничего, в конце, если Комната все же откроется, сотру им память о визите.
Итак, левая стена. Ничего примечательного, все те же портреты, разве что относились они к более ранним периодам, если судить по датам на табличкам. Первые директора, после Основателей.
Что там говорила Пенелопа? Комната откроется лишь проявившему себя достойно? Наверняка подсказка где-то в кабинете, но… Не знаю, ощущение утекающего сквозь пальцы времени сводит с ума.
Если отталкиваться от личности самого Гриффиндора, то он являлся артефактором, экспериментатором, воителем и талантливым воспитателем. А еще был помешан на защите, они с Пенелопой постоянно ее совершенствовали, чтобы уберечь молодых магов. Если Пуффендуй работала в основном с органикой, то Гриффиндор создавал амулеты и мелкие, единичные артефакты. Объединялись они при работе над самим замком.
Наверняка, как и все Основатели, личность эксцентричная, себе на уме. Кандида рассказывала, что по-своему Годрик был гениален, а все гениальное просто. Достойное поведение, достойно показать себя — что это значит? Может, что-то связанное с Гриффиндором?
В кабинете пахло лимоном, травами для чая, жужжали мерно приборы на столике, серебряные, тонкие и легкие, чем-то они напоминали конструкции для отвлечения внимания и расслабления, которые так любят ставить начальники на свои столы в офисе. У каждой свое предназначение, думаю, спрашивать о нем у директора не буду. Книжные шкафы чередовались с портретами, по большей части они располагались выше стеллажей, почти под потолком, в специальных нишах или в обрамлении каменных миниатюрных арок.
Единственное, что бросалось в глаза, это Шляпа. По слухам, принадлежала Гриффиндору. Как и… Вот я идиот! Меч Гриффиндора, достать который из древней шапки может только истинный гриффиндорец. Не это ли имел в виду Основатель?
Мне нужен меч, мне нужен меч, мне нужен меч, милая шапочка, мне очень нужен меч. Ауч! Бить-то зачем! Тяжелой рукояткой да по маковке. Однако мои предположения оправдались: Шляпу действительно можно уговорить. Она учитывает выбор того, кто ее носит.
Меч выглядел точно так, каким его показывали в фильмах. Не тяжелый, узкий клинок, серебрящийся в льющемся из окна свете. В рукояти горел отшлифованный крупный яхонт, насыщенно оранжевый, как перезревший на солнце янтарь, а внутри, за гранями, где-то глубоко-глубоко вспыхивали, танцевали рубиновые тени, из-за чего оранжевый превращался в кровавый.
Вряд ли этот меч принадлежал взрослому Годрику Гриффиндору, если его может поднять даже ребенок. Да и напоминает он детский вариант оружия.
Вопрос — что мне делать дальше? Если меч — это ключ, то как он работает?
Ты же художник, думай, думай!
Под воздействием адреналина и страха люди способны на поистине удивительные открытия. Взгляд привычно цеплялся за каждую мелочь в кабинете, за каждую незначительную деталь, коих, на самом деле, оказалось великое количество. Вот и зачем, спрашивается, директору столько пылесборников?
Через полчаса глаза устали, я рассредоточил зрение, оставил взгляд скользить бездумно. Мириться с провалом не хотелось, уныние почти овладело мной, свернувшись горьким комком в животе, когда внимание привлек один портрет. Не самый большой и красивый, без вычурной рамы. Внутри спал мужчина лет тридцати с каштановыми волосами, кудрями спадавшими на широкие плечи, обтянутые бархатным камзолом. Что же не так? Что в нем привлекло внимание? Только через пару минут сообразил, что при вторжении проснулись все портреты, пусть на секунду, но приоткрыли глаза, этот же… этот продолжал спать как ни в чем ни бывало, а еще… всего одна складка его богато украшенного платья выделялась на общем фоне. То есть на верхней одежде, в районе груди, у него фасоном не предполагалось ни одной складочки, они все сконцентрировались на рукавах. Но одна все же была, напротив самого сердца, маленькая, как будто мужчина специально смял ткань. И она идеально подходила по размеру к мечу. Еще одной странностью было то, что картина располагалась не на высоте, а между книжных шкафов, как будто кто-то нарочно поместил его туда. Или спрятал.