Под портретом значилось:
Максвелл Марион Гриффиндор
Даты его "правления" в качестве директора школы. Он стал директором сразу после смерти Пенелопы Пуффендуй и оставался единственным потомком Основателей, кто стал во главе школы под родовой фамилией. Была парочка Мраксов, остальные к четверке не имели ни малейшей принадлежности.
Меч в руке дрогнул. Идея пришла спонтанно, и что-то внутри не позволяло сомневаться в ее верности. Годрик Гриффиндор больше всего ценил детей и свою семью. Если план не выгорит, надеюсь, мне простят вандализм.
Рука дрожала, когда кончик лезвия коснулся портрета. Все же страшно, это как убивать живого человека, почти живого человека. Но все равно, я уже давно убедился, что многие нарисованные личности превосходят людей по своим духовным качествам.
Меч вошел легко, как нож в масло, мужчина на портрете открыл глаза и кивнул одобрительно. А после часть стены с ним отъехала в сторону, как обыкновенная дверь. Все гениальное просто — пожалуй, это можно сделать девизом Годрика Гриффиндора. Смысл в простоте.
В комнату ворвался стылый запах подземелья, пыли и влажности, он смешался с ароматом трав и лимона. За порогом темнело… ничто. Ни очертаний предметов, ни малейшего проблеска огня. Просто ничего.
Нужно сделать шаг, всего лишь шаг, хотя внутри все замирает от испуга. Сжав рукава мантии, пошел в проем. Портретная дверь за мной захлопнулась, на миг окружила легкая, непринужденная темнота, полная тишины и моего хриплого дыхания.
А затем начали вспыхивать на стенах магические огни. Маленькие шарики, вставленные в изящно оправленные стальные ветви и лозы, они мерцали и подмигивали, как светлячки.
Большая комната, стены скрывались за шкафами. Часть полок была заставлена книгами: от маленьких, с ладошку величиной, до тяжеленных, древних, с массивными застежками, угрожающими даже на вид. От них веяло древностью, мощью, по спине пробежало стадо мурашек, а сердце попыталось мигрировать в пятки. Другую часть полок занимали всевозможные шкатулки, связки веточек, металлические и деревянные пластины с вырезанными рунами, бусины, отрезы тканей. Все сохранилось в превосходном состоянии, как будто время не коснулось этого места. Здесь не пахло пылью, не было той затхлости, что ворвалась в кабинет директора, стоило только двери в Тайную комнату распахнуться. Меч испарился из рук, стоило только попасть внутрь.
Посреди помещения высился массивный, крепкий стол с редкими царапинами и следами подпалин на поверхности. Посередине в него был впаян кристалл, похожий то ли на кошачий глаз с его мутной, плавающей внутри дымкой, то ли на лунный авантюрин. Круглый, идеально гладкий, похожий на большой шар для предсказаний. От него к углам стола расходились тонкие ниточки рун, совсем как печать призыва в "Наруто". Они опоясывали весь стол, спускались на пол и закольцовывались вокруг.
За столом виднелось стрельчатое окно, в котором медленно проплывали серые облака, несмотря на то, что день был солнечным и ясным.
А вот рядом… Черт, куда подевались мои глаза?! Под окном, на огромной бархатной подушке спал… существо можно было бы назвать львом, ибо оно обладало длинной красно-коричневой гривой и песочного цвета короткой шерстью, телом царя зверей. Если бы не парочка "но": хвост скорпиона с огромным жалом и перепончатые, как у летучей мыши, крылья, укрывавшие спину. А еще существо превосходило в размерах обычного льва. Оно дышало глубоко и размеренно, глаза двигались под плотно прикрытыми веками, изредка лапы его подергивались, словно оно бежало куда-то. Или догоняло кого-то.
Мантикора. Таких я только в книжке видел. Если она сейчас проснется…
— Твою мать, — вырвался из губ свистящий шепот. Потрясающие первые слова в Комнате Основателя школы.
— Не бойся, дракон крепко спит, — раздался веселый бас. При первом же звуке голос напомнил о львах, в любой момент перекатывающееся мурлыканье могло превратиться в громовое рычание.
Справа висел портрет. В первый момент показалось, что передо мной изображение Эрика Гриффина, моего издателя, настолько были похожи мужчины. Шевелюра до весьма широких плеч, сильные запястья и пытливые глаза, в которых огнем горит тщательно сдерживаемое веселье. В отличие от Слизерина, Годрик к жизни относился гораздо проще, это было видно сразу. Его губы привыкли складываться в улыбку, а от уголков глаз расходились лучиками смешливые морщинки. Несмотря на дорогой, красивый наряд, Эрик напоминал корсара, благородного пирата, какими их представляют в дамских романах. В отличие от более тонкого и гибкого Слизерина, Гриффиндор являлся образчиком настоящей мужской красоты, той, что с возрастом проявляется только сильнее и сводит женщин с ума, массивная, зрелая, неторопливая грация уверенного в себе хищника.
— Это не дракон, это мантикора, — поспешил просветить Основателя относительно природы его зверюшки.
Морщинки у глаз стали четче, в глазах заплясали искорки смеха.
— Его зовут Дракон.
Ну, да, мантикора по имени Дракон. Чего еще ожидать от одного из Основателей?
— Совсем забыл представиться, — хмыкнул мужчина. — Годрик Гриффиндор.
— Гарри Поттер.
— Давненько ко мне никто не заходил, — поделился мужчина, потягиваясь, разминая затекшие мышцы, явно играя на публику, глаза внимательно отслеживали мою реакцию.
— Почему? Вы ведь оставили подсказки под самым носом у каждого директора, — чтобы Дамблдор да не разгадал? У него тяга к древним тайнам, причем чем древнее, тем лучше.
Смех превратился в насмешку, так смотрят на маленьких детей.
— Неужели ты думаешь, что Максвелл открывает дверь каждому? Только тот кто умеет думать и наблюдать, сможет попасть сюда. И тот, кто достоин. Мои товарищи создавали свои Комнаты для поиска родни или помощи окружающим, обучения, для меня же этот кабинет стал своего рода убежищем от повседневной суеты. Здесь я мог провести пару часов за исследованиями, спокойно, не боясь, что меня потревожат или позовут куда-то срочно решать проблемы. Так что вас привело ко мне, молодой человек?
— С чего вы взяли, что я по делу? Вдруг просто так, решил разгадать тайну века?
— Не заставляйте меня будить Дракона, молодой человек, — вот тебе и весельчак, душа компании. В одно мгновение черты лица заострились, Годрик больше не веселился, он превратился в лидера, воина, готового повести армию в очередное сражение. Или защищать то, что дорого.
Метаморфозы поражают воображение. Так вода перетекает из одного сосуда в другой и принимает его форму. У Салазара, Кандиды и Пенелопы всегда оставалось в чертах нечто, указывающее на их вторую натуру, пусть крошечка, но она подсказывала, что маги могут быть другими. Годрик Гриффиндор менял маски целиком и полностью, за доли секунды становился словно другой личностью. С одинаковой сутью, крепкой, твердой, как сталь.
Предупреждение в голосе слишком явное. Пришлось усесться прямо на пол, скрестить ноги и начать рассказывать. И про крестражи, и про портреты, которые дали подсказку. Годрик слушал, иногда хмурился, на некоторых моментах улыбался.
— Я покажу, что надо делать, — под конец решительно кивнул он.
Конечно, дареному коню в зубы не смотрят, но подобная доверчивость… подозрительна сама по себе. Тем более, в исполнении древнего мага. Или его портрета.
— Почему вы не требуете доказательств?
Мужчина в ответ хмыкнул и расслабился в кресле, больше напоминавшем трон. Никакого пейзажа, никакой обстановки на портрете не имелось, только кресло, рукоять меча и сам Гриффиндор.
— У тебя замечательный браслет, Гарри Поттер.
Черт! Совсем забыл, как закатал рукав, активируя браслет Слизерина.
— Салазар показывал его мне всего раз, но я запомнил. Потому что это настоящее произведение искусства, чудо артефакторики, мой друг не зря потратил на него долгие годы. Он вложил в него все свои мечты и надежды. И я рад, что они исполнились. Давая этому браслету допуск к системе Хогвартса, мы с Пенелопой и Кандидой отчаянно надеялись, что Салазару однажды повезет. Увы, это случилось не при его жизни.