- А я о чем! - хлопнула по парте Гермиона. - Видела письма Северуса, он еле успевает писать статьи в журналы и отвечать на личную корреспонденцию.
- Но теперь-то у него все с этим в порядке, - расплылся в улыбке Малфой. - Времени стало больше, у статей в журналах больно знакомый стиль изложения…
Со своим горем я пропустил все изменения в жизни друзей. Однако не чувствовал в себе сил зарисовывать новый том манги. Вообще не хотелось притрагиваться к кисточке.
- Северус диктовал, я записывала, заодно кое-что переформулировала, а то его тезисы слишком уж заумные, - Бобренок закатила глаза. С таким лицом женщины говорят снисходительно: “Мужчины”. - Он проверил, ему все понравилось, да и отзывы отличные. А проверить эссе первых двух курсов и сварить кое-какие зелья для меня несложно.
Ого, размах поражает воображение. Бобренок взялась за зельевара всерьез, освободила ему время как только могла.
Я тоже поступал так… когда… Нет, не думать, не вспоминать.
- Родители Драко решили устроить проверку, как мы будем уживаться всей компаний на территории одного поместья, - Ласка выглядел откровенно несчастным. - Пригласили меня, Грингассов и подругу Астории.
С миссис Уизли будут проблемы.
- Мама не знает? - проницательный Бобренок, весьма проницательный.
- Нет, - мотнул головой Рон. - И чем дольше не узнает, тем лучше. Мне не нравится скрывать Драко от семьи, но я лучше познакомлю его с Чарли или Билли. Да даже Перси адекватнее воспримет наши отношения, чем мама с папой. Папа как всегда будет кивать и отмалчиваться, а мама…
Наболело у парня, наболело, вон, как страстно изливает чувства. Если бы Салазар выжил, я бы даже скрывать не стал, всему свету заявил бы о том, что мы пара.
Он всего лишь портрет, пусть и живой, но… Для меня он был человеком. И влюбился я в этого человека, в Салазара Слизерина, того самого, которого этот портрет изображал.
Мотнул головой и с трудом вернулся к обсуждению. Ребята как раз подошли к вопросу, как скрыть отсутствие Рона целое лето.
- Скажи ей, что решил стать разрушителем проклятий, как Билли, и хочешь подготовиться. А Сириус как раз пригласил тебя воспользоваться его библиотекой, так что лето проведешь у него, - все гениальное просто.
- Хорошая идея, - задумчиво протянул Малфой. - И есть шанс быстро вернуться в дом на площади Гриммо, если понадобится, у нас ведь камины связаны.
- Но миссис Уизли может нагрянуть внезапно, - с сомнением возразила Гермиона.
- Тогда Кричер скажет, что Рон ушел проветриться с Поттером или сидит в библиотеке Блэков, куда не у каждого есть доступ. А сам сможет появиться у нас и переместить Рона. Поверьте, мои родители меньше всего хотят скандала, а он будет, если миссис Уизли узнает, с кем встречается ее сын, - вздохнул Драко.
- Она и так узнает.
- Тот самый случай, когда лучше поздно или никогда.
Засмеялись, в красках представляя себе реакцию матриарха Уизли. Да, действительно, лучше поздно. Лет через тридцать. Но не уверен, что мальчики смогут скрываться так долго.
- Хорошо, с этим вопрос решили. Гарри напишет Сириусу и обо всем договорится, - подвела итог Гермиона.
- Он возражать не будет? - неуверенно подал голос Рон.
- Сириусу только дай поучаствовать в каком-нибудь заговоре, - отмахнулся. - Лучше скажите, что стало с Астрономической башней?
На меня посмотрели с ощутимой жалостью.
- “Стало” с ней, Гарри, еще несколько месяцев назад. Но ты тогда не реагировал на окружающую действительность, поэтому мы тебя не трогали, - наставительно и обеспокоенно произнесла Гермиона. Как она умудряется сочетать подобные тона? Улыбнулся ей слабо. Да, сейчас я возвращаюсь к жизни, рывками, нестабильно, но возвращаюсь. Лишь пустоту убрать из груди не получается.
- Тот прибор в самом центре, помнишь? - Рон прервал лекцию подруги на полуслове. - Он взорвался, снес крышу и стены, оставил только площадку. Директор так и не смог выяснить, что послужило причиной.
- Этот прибор находился там со времен Основателей, - вставил Малфой. - Говорят, его изобрела Кандида Когтевран, но для чего он предназначался, никто не знает. И убрать его из Башни тоже не получалось, он часть Хогвартса.
Кандида может, Кандида молодец.
- Сейчас Башню уже восстановили, - Гермиона устроилась поудобнее. - А теперь поговорим о самом главном - об экзаменах.
- О, нет! - стон Ласкового Дракона был как никогда единодушен.
Экзамены, или головная боль студентов. Тех, кто считал, что на последних двух курсах получится расслабиться, горькое разочарование поджидало еще в самом начале, когда “окна” в расписании стали единственной возможностью худо-бедно справляться с ворохом домашних заданий, практики и тому подобного. Не стоит даже заикаться про невербальные, которые учили все, с напряженными, покрасневшими, как при запоре, лицами сверля пеналы и карандаши на столах. Карандаши и пеналы оставались глухи к мольбам и вообще равнодушны к потугам студентов.
До сих пор не представлял, как много значили для меня уроки Салазара Слизерина. Его голос звучал, когда я резал ингредиенты, его смех сопровождал невербальное колдовство перед комиссией из преподавателей. Я снова и снова слышал его ехидные замечания, которыми он сопровождал рассказы Пенелопы о переводе рун и гальдраставов. Да и не только Салазар приложил руку. Все Основатели постарались. На экзаменах я чувствовал себя уверенно, понял, что знаю больше и… как-то не так. Словно уроки с Четверкой заточили мой разум несколько иначе. То, что вызывало трудности у других, у меня шло легко. А, может, все дело в том, что ни один из портретов не давал мне поблажек. Они не могли наказать, отнять баллы, но нет ничего хуже, чем видеть разочарование в глазах друзей.
В результатах своих экзаменов я не сомневался. Однако на сдачу их, на поддержание обыкновенного вида ушли все мои душевные силы. В классе всегда удавалось спрятаться на последних партах, затеряться в толпе, внимание никогда не было сосредоточено только на мне одном. Но при индивидуальной проверке знаний нужно было не только колдовать, но и держать лицо. Чтобы никто не узнал о пустоте и тяжелой, тягучей боли, черной мутью осевшей на дне души. По окончанию последней проверки я чувствовал себя выжатым, как лимон. Не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. Поэтому я просто смотался в Комнату Годрика. Достаточно темно, а мощные стены и массивная мебель создавала ощущение безопасности, крепости, в которую никто не проникнет.
Дракон спал на своем месте, я расположился неподалеку, за столом. Пальцы сами по себе теребили браслет Слизерина, поглаживали змейку по крохотным чешуйкам.
- Так и будешь сидеть? - поинтересовался Гриффиндор. Кандида и Пенелопа ушли в Выручай-комнату, они вообще часто оставляли меня с магом, с ним я чувствовал себя… не таким разбитым.
- Я справлюсь, обязательно справлюсь, - должен, просто обязан.
Годрик хмыкнул, а затем погладил подбородок - жест задумчивости.
- Гарри, Салазар рассказывал тебе историю этого браслета?
Поднял глаза удивленно. Годрик часто отвлекал меня историями о прошлом или полезными уроками, но никогда еще не затрагивал тему лучшего друга. Хотя это и было нелегко, ведь половина жизни мага была связана со Слизерином общим детищем.
- Да.
- Ты знаешь, что брачные браслеты - всегда парные? - наверное, удивление отразилось на моем лице, потому как Годрик улыбнулся и, если можно так сказать, устроился поудобнее. - У каждого из нас - я имею в виду портретов - есть свои особенности. Мы заказали портреты в одно и то же время, но свойства им решили придать различные. Например, Кандида соединена со своей Комнатой, а я - со Шляпой и кабинетом директора. Пенелопа единственная из нас, кто мог добавлять свои воспоминания портрету уже после его создания. Обычно такое не происходит, память портрета застревает на том миге, в который закончилась работа над ним. Дальнейшую информацию он может воспринимать только из чужих уст, да и то частенько ее забывает. Пенелопа ради такой возможности пожертвовала большинством свойств обычных зачарованных изображений. Но никто не знает, какие возможности дал Салазар своему портрету. Салазар был талантлив, это неоспоримый факт. Не только, как зельевар, но и артефактор. Правда, для Артефакторики ему требовалось приложить гораздо больше усилий, чем тем, кто родился со склонностью к данному ремеслу. Как бы то ни было, Салазар свой портрет неведомым образом усовершенствовал. Он урезал большинство его возможностей ради какой-то одной, не знаю, какой.