- Салазар, не ревнуй, - усмехнулась Кандида.
Назначение Амбридж заставило поволноваться за Комнату и мою художественную студию. Разумеется, мала вероятность того, что она правильно сформулирует требования, однако такой шанс имелся. Желательно обезопасить себя от неожиданностей.
И вот тут открылась вся гениальность Кандиды Когтевран. К созданию своей Комнаты она подошла со всей возможной ответственностью и выдумкой. Раньше учеников собирали по всему острову, бывали случаи, когда выходили и за его пределы. В таком случае, все они говорили на разных языках, ну или диалектах. И запросто могли оказаться на факультете воронов. Чтобы в таком случае студенты смогли разыскать информацию в Выручай-комнате, Основательница оставила возможность для самого помещения изучать разные языки. Насколько я понял, достаточно принести словарь или учебник по основам, азбуку и попросить “загрузить в настройки” - это если выражаться нормальным, человеческим языком, а не теми терминами, которыми пыталась донести до меня свою идею Основательница. Комната могла обучаться, чтобы понимать всех студентов, вошедших в нее.
Но до этого нужно еще добраться, понять, найти информацию. В общем, Кандида со свойственными ей чувством юмора и ответственностью одновременно облегчила и усложнила жизнь студентам.
То, о чем я подозревал еще на первом курсе, нашло логичное объяснение.
Хватило пары переводчиков и разговорников для туристов и начального курса иероглифов, который проходят все японцы в младшей школе, чтобы Комната понимала сформулированные на японском требования.
- И ты согласился? Он мог сделать с тобой все, что угодно! - осуждение так и лилось из голоса.
Я бы тоже так подумал, если бы Гриффин назначал встречи в любых других местах. Однако театры Лондона иная история.
Собственных волшебных, крупных театров у магов нет. Такие постройки занимают много места, привлекают внимание. К тому же, не всегда окупаются затраты. Из двадцати тысяч английских магов сколько готовы потратить время и деньги на прослушивание оперы о… о чем? Для того, чтобы написать пьесу, оперу, сценарий, сделать постановку, необходимо, помимо таланта, иметь еще и интересный, увлекательный сюжет, который понравился бы большинству. Однако истории магов слишком специфичны, не каждый может понять юмор, если он относится к определенной профессиональной тематике. А разъяснять это по ходу повествования… так потеряется вся соль. Стоит еще учитывать, что у каждого народа собственные легенды, сказания, популярные темы. Иностранцы просто могут их не понять. Так теряется статья прибыли, связанная с туризмом. И в результате постройка просто себя не окупит.
Поэтому данная область ограничивается маленькими кукольными театрами, в которых ставятся пьесы, наподобие Рождественской истории Диккенса.
В этом отношении простецы намного превзошли магов, и в свое время Корона позаботилась о том, чтобы театры Лондона во время постройки были тщательно зачарованы. Связано это еще и с тем, что их посещают не только простые люди, но и особы королевской крови, знать, важные иностранные персоны. Нет ничего проще, чем напасть во время представления с помощью магии. Наемники никогда не делали различий, чем пользоваться, слышал истории, что некоторые выпускники Хогвартса пошли работать именно по этой специальности. Не новая идея, наемники существовали всегда, а Авада не оставляет следов. Что может быть более идеальным?
Поэтому все театры Лондона - полностью антимагическая зона. В стены вживлены специальные артефакты, вырезаны руны, блокирующие любое проявление магии. Палочки, зачарованное оружие полностью уничтожается, стоит только оказаться внутри стен. Работали лучшие мастера людей и гоблинов, тот редкий случай, когда две расы сотрудничали вплотную. Хотя, подозреваю, что кому-то просто хорошо заплатили. В любом случае, колдовать, применять артефакты, чары, зелья в театрах невозможно. Даже в открытом, в Риджентс-парке. Там руны вырезаны в зеленых комнатах для артистов, в камнях по периметру. Считаются муляжом, выполненным в духе мистического Авалона Шекспира, что придает определенный колорит.
Причина, по которой я не боялся за свою жизнь. Что все равно не отменяло осторожности.
- Салазар…
Подошел к раме и привычно уже влил силу в руны. Гриффин оказался интересным, разносторонне развитым человеком, начитанным, образованным, приятным в общении. С ним можно было обсудить прочитанные книги, и он не смеялся, когда я упомянул, что люблю фэнтези. Признался, что сам в восторге от Толкиена и его продуманной вселенной, со своим языком, традициями, песнями.
Но сердце все равно тянулось к одному невыносимому и прекрасному в своей одухотворенной язвительности портрету. Не раз и не два задавал себе вопрос, каким Слизерин был человеком, ведь картина - всего лишь слепок, она не может передать всех граней. Наверное, дьявольски обаятельным.
Крепкие руки обхватили меня, стиснули, выбивая воздух из груди. Дождь мелких, сухих поцелуев осыпал лицо. Салазар как будто пытался убедиться, что я здесь, рядом, не покину его в отведенное нам моим резервом время.
Пусть такие отношения неполноценные, пусть от безысходности щемит сердце и больно ноет грудь, я ни на что не променяю возможность коротких встреч и жарких поцелуев с Салазаром, ни на какую реальность. Сумасшествие? Возможно. Но я личность творческая, нам по статусу полагается.
- Как он выглядел? Этот Эрик Гриффин? - несмотря на всю гениальность и строгость, Кандида все же оставалась женщиной. Весьма тактичной женщиной - она дождалась, когда я вернусь в кресло и отдышусь.
- Сейчас, - еще летом сделал портрет своего нового издателя. Типаж чисто мужской привлекательности, лев со спрятанными в подушечках кинжальными когтями.
На стол лег рисунок альбомного формата, лицо моего нового редактора вблизи. И мне очень не понравилось, как переглянулись портреты.
- Как, ты говоришь, его зовут? - нахмурилась Кандида.
- Эрик Огастес Гриффин.
Еще одно переглядывание.
- Та-ак, чего я не знаю? - прищурился. Этих двоих обычными угрозами не проймешь, но вот Комната настроение почувствовала, воздух завибрировал, словно забавная девчушка уперла руки в бока.
Мы с ней можем позволить себе вольность говорить с Основателями в подобном тоне. Хотя бы потому, что входим в круг близких им людей… и созданий. А вообще, компания у нас подобралась странная. Два артефакта, одно помещение и человек.
И я не воспринимаю их как картины. Многие, да что там многие, большинство волшебников не считает картины живыми в полном смысле этого слова. И не относится как к живым существам. Однако Кандида и Салазар выделяются из общего ряда, они отличаются от обычных волшебных портретов. Они - нечто большее, чем просто тень или отголосок, они часть личности. Не крестраж, не обрубок души, а именно слепок, полноценный и живой. Способный беспокоиться, любить, радоваться и переживать, способный не просто помогать, но советовать и по-своему жить.
Основатели снова переглянулись, на мраморном лбу Когтевран пролегла между бровей глубокая морщинка.
- Тот, кого ты нарисовал… - она покусала губы. - Мы уже видели этого человека. Общались с ним и даже дружили.
- Ты нарисовал портрет основателя львиного факультета, - прервал осторожную речь подруги Салазар, резкий и напряженный. - Годрика Гриффиндора.
Словно пыльным мешком по голове. Перевел взгляд на рыжеватого мужчину с короткой бородкой. Да, широкоплечий, массивный, как средневековый рыцарь, но в то же время вполне современный.
- Этого просто не может быть! - от неожиданности перешел на родной японский. Поймал непонимающие взгляды портретов, встряхнулся. - Как такое возможно? И возможно ли вообще?
- Теоретически возможно все, - поджала губы Когтевран.
- Практически - нет, - подхватил Салазар.
В такие минуты становилось отлично видно, что Основатели являлись не просто коллегами, но друзьями, которые понимали друг друга с полуслова.
- Может, это его потомок, - предположил, отойдя от первого шока. А что, было бы необычно пообщаться с потомком Гриффиндора. - Какой-нибудь пра-пра-пра?..