Мой любимый, ну как тебе нынче спалось?
Разве это не чудо? Всё снова сбылось:
Вновь на свете и лето, и утро, и сойка,
Деревянная лёгкая наша постройка.
«Тихо, пусто – подумала я по наивности…»
Тихо, пусто – подумала я по наивности.
Пригляделась – ого, сколько всяческой живности:
Муравьишек и мошек, жуков, червяков,
Разных крылышек, усиков, глаз, хоботков.
О, какое творится кругом копошение,
Что прямое имеет ко мне отношение.
Я ведь тоже, когда на земле завелась,
Устанавливать разные связи взялась.
Я ведь, стоило мне на земле поселиться,
Тоже стала тревожиться и шевелиться.
Я ведь тоже завишу невесть от кого
И не знаю последнего дня своего.
Так зачем же иду, ослеплённая далями,
И гублю своих ближних своими сандалями.
«Я так любила ночничок!..»
Я так любила ночничок!
Светился у совы зрачок,
И от зрачка шёл свет несильный.
Был под совой прибор чернильный:
Непроливайка с двух сторон
И пресс-папье. Был сладок сон,
Когда сова слегка светилась
В той комнате, где я ютилась,
Где мыши по углам скреблись.
О память, ты ещё приблизь
Картинку и держи поближе
К сове, а то я плохо вижу.
«Никто ведь не должен тебе ничего…»
Никто ведь не должен тебе ничего.
Ты праздника хочешь? Придумай его.
По песне тоскуешь? Так песню сложи
И всех окружающих приворожи.
По свету скучаешь? Чтоб радовал свет,
Ты сам излучай его. Выхода нет.
«А счастье – всего лишь несчастья отсутствие…»
А счастье – всего лишь несчастья отсутствие.
Отсутствие горя. Ну чем не напутствие
Дерзнувшим на тверди земной обитать?
Давайте же редкостным счастьем считать
Возможность дышать во Вселенной, что славится
Вещами, с какими немыслимо справиться.
«Надеюсь, я чувства ничьи не задела…»
Надеюсь, я чувства ничьи не задела,
Когда невесомое платье надела,
Когда, находясь в столь преклонных летах,
Надела воздушное платье в цветах.
Я знаю: не летом, так осенью где-то
Решит на меня наложить своё вето
Создатель, и нечет меняя на чёт,
Меня принимать перестанет в расчёт.
Но я не умею легко относиться
К такому исходу. И в платье из ситца,
В котором мне лет моих точно не дашь,
Упрямо пытаюсь вписаться в пейзаж,
Стать частью опушки иль частью поляны,
Чья гибель не входит в ближайшие планы
Создателя нашего. Что ж, полежу
На травушке мягкой. А там погляжу.
«Быть музыкой. Пусть даже чёрной ноткой…»
Быть музыкой. Пусть даже чёрной ноткой.
Пусть даже еле слышимой, короткой,
Одной из тех, которых целый рой.
Быть чёрной ноткой, хоть тридцать второй.
Быть чёрной ноткой с хвостиком на спинке.
Спроси: «Зачем?» Отвечу без запинки:
«Ведь даже в ней, мгновенной, даже в ней
Метётся тень мятущихся теней.
И в ней крупица волшебства таится,
И чудо без неё не состоится».
«Спасибо, что погода есть…»
Спасибо, что погода есть.
Она ведь есть у нас всё время.
То дождик капает на темя,
То сушь и впору в воду лезть.
Я в среду рада, что среда.
В субботу рада, что суббота.
Мне быть счастливой так охота,
Ну так охота, что беда.
«Молчишь, Боже мой, Ты молчишь…»
Молчишь, Боже мой, Ты молчишь.
Но так, что заслушалась тишь,
Но так, что заря заалела.
Но так, что душа заболела.
«Печальный месяц падающих звёзд…»
Печальный месяц падающих звёзд
И с тихим стуком падающих яблок.
Почти умолкли и щегол, и зяблик,
И происходит темноты прирост,
И плавно погружаюсь в темноту,
Но, слава Тебе Господи, не в ту.
«Утекайте отсюда скорее, несчастные реки…»
Утекайте отсюда скорее, несчастные реки.
Не найдёте вы здесь ни любви, ни заботы вовеки.
Не стремитесь сюда, перелётные, вольные птахи.
Ну зачем вам края, где живут в озлобленье и страхе?
Уходите отсюда деревья, хоть знаю – вам трудно
Вырвать корни из почвы. Но верьте —
в отчизне подспудно
Зреет тёмное нечто. Ведь свойственно краю родному
Коль рубить – то под корень. Коль резать —
то всласть, по живому.
«Вот если пройду по бордюру, с него не сойдя…»
В 1958-м
Вот если пройду по бордюру, с него не сойдя,
То будет всё так, как мечтаю, но чуть погодя.
И он позвонит даже, может быть, через часок,
Лишь надо стараться, чтоб пятки касался носок.
Как трудно держать равновесие и не сойти