«Черт бы его побрал! — думал он о Кроке. — Заварил кашу, а я должен ее расхлебывать. Не иначе как запутал меня в свои грязные дела, а то зачем стал бы меня вызывать к себе Клукс?»
Ординарец доложил о его приходе, и он вошел в кабинет.
— Рад вас видеть, господин Грессер, прошу, — указал Клукс на кресло около своего стола и нажал пуговку звонка.
В дверях появился ординарец.
— Никого не принимать до моего приказания! Так вот, уважаемый господин Грессер, — начал Клукс, усаживаясь по другую сторону стола и придвигая Грессеру лакированный ящичек с русскими папиросами, — я пригласил вас для беседы о событии, которое произошло в Карантине. Пригласил именно вас, потому что вы ближайший помощник центрального лица этого события, господина Корнелиуса Крока, и имеете возможность чаще и ближе всех наблюдать его. Кроме того, по моим сведениям, вы — человек, преданный великим идеям фашизма и очищения человеческого рода при помощи гениального открытия профессора Ульсуса Ван Рогге.
Клукс внезапно замолчал, пристально глядя на Грессера.
«Так и есть, влип», — подумал тот, вытирая платком испарину на лбу слегка дрожащей рукой.
— Я весь к вашим услугам, — поклонился он, пряча платок. — Что именно вас интересует?
— Расскажите подробно, не опуская ни одной детали, как произошло бегство большевички Кати.
Грессер вздохнул и начал рассказывать.
— Так-так, — повторял Клукс, внимательно слушая рассказ и делая заметки в своем блокноте. — Погодите, — прервал он его, — господин Крок всегда вызывал к себе в кабинет приговоренных к обезвреживанию раньше, чем их подвергали действию лучей?
— Нет, это был исключительный случай.
— Т-а-к, — протянул Клукс, поднимая брови. — А какой вид имел господин Крок, отдавая такое необычайное распоряжение?
— Видите ли, — замялся Грессер, — я не могу об этом сказать.
— Почему? — нахмурился Клукс.
— Когда господин Корнелиус отдавал свое распоряжение о приводе в кабинет заключенной Кати, он сидел спиной ко мне, и из-за спинки кресла я почти его не видел.
— Что ж, он всегда так вежливо отдает свои распоряжения?
— Нет, — вспыхнул Грессер, — меня это очень удивило: господин Корнелиус всегда был корректен в обращении.
— Продолжайте, прошу вас, — сказал Клукс, сделав отметку в своем блокноте. — Как-как? — снова прервал он Грессера. — Вы оставили господина Крока в его кабинете и сейчас же увидели его в одном из коридоров беседующим с профессором Ван Рогге? Как это могло произойти?
— Вот этого-то я и не понимаю, — развел руками Грессер. — Я не раз вспоминал об этом, думал и никак не мог понять.
— Мог ли он попасть на то место, где вы его видели, если б вышел из кабинета непосредственно за вами?
— Если бы господин Корнелиус вышел непосредственно вслед за мною, то я увидел бы его, так как… — Грессер запнулся, — зашел на минуту передать распоряжение стенографистке.
— Странно, — задумался на минутку Клукс. — Ну, а когда вы привели эту… Катю в кабинет, господин Крок был там?
— Этого я не видел, так как оставил ее с караульными у дверей и сам пошел в лабораторию, но очевидно, что он не мог быть в кабинете, раз он остался в коридоре.
— Да, очевидно, — медленно проговорил Клукс, странно поглядев на Грессера.
От этого взгляда осмелевший было Грессер снова оробел.
— Прикажете продолжать? — спросил он.
— Между прочим, кто помещается в камере № 725? — небрежным тоном, но внимательно наблюдая за Грессером, спросил Клукс, когда тот закончил свой рассказ и ответил на несколько незначительных вопросов.
— Этого я не знаю. Господин Корнелиус лично ведает картотекой и не допускает к ней никого.
— А в лабораторию его не приводили?
— Нет.
— Значит, он не прошел курса забвения?
— По-видимому, нет.
Клукс несколько минут молчал, над чем-то раздумывая.
— Так вот, господин Грессер, — внушительно заговорил он, глядя тому прямо в глаза, — вы должны найти возможность добыть карточку заключенного в камере № 725 и выяснить, кто он. Затем вы должны очень внимательно присматриваться к тому, что происходит в Карантине, и в особенности, — подчеркнул Клукс, — что делает господин Крок.
Грессер чувствовал, что у него испарина выступила не только на лбу, но и на всем теле.
Клукс, заметивший впечатление, произведенное его словами, продолжал более мягким тоном:
— Надеюсь, что вы не откажетесь время от времени, ну, скажем, еженедельно до средам, присылать информацию по вопросу, о котором мы сейчас беседовали. Если б оказалось что-нибудь очень интересное, то вы можете сообщать мне во всякое время, — добавил он, вставая и давая понять, что разговор закончен.