Со стоном опустился в кресло и принялся за просмотр бумаг, но не мог сосредоточиться, не мог работать.
Снова поднялся и прошелся по комнате, заложив руки а-ля Наполеон, за спину. Эта поза придавала ему значительность в собственных глазах и всегда его подбадривала. Она и на этот раз немного его успокоила.
«Надо развлечься», — подумал он, подошел к громкоговорителю, включил его и, усевшись в покойное кресло, стал слушать.
Комната наполнилась звуками ленсберри-скотта, которые привели генерала в игривое настроение. Танец сменился скабрезными анекдотами, потом прогремел биржевой отчет, и генерал с удовольствием отметил, что некоторые из принадлежащих ему акций поднялись. Потом новости из великосветской жизни, сообщения об изъявлении английскому королю верноподданнических чувств Макдональдом и Хиксом. Потом картавящий женский голос прорекламировал резиновые изделия и парфюмерию, а потом…
— Товарищи, недалек тот час, когда мы свергнем ненавистную силу капитала…
Генерал Биллинг помертвел. Бросился к громкоговорителю и дрожащими руками выключил ток. Подбежал к окну и выглянул на улицу.
Улица кипела жизнью. Никакого впечатления не произвело на нее то, что выкрикивал несколько минут назад громкоговоритель.
«Мне это, вероятно, причудилось, нервы совсем истрепались», — подумал Биллинг и опять повернул выключатель. Громкоговоритель выкрикивал объявления о пудре, о полете на луну и снова рассказывал последние анекдоты.
Биллинг спокойно улыбнулся. «Ну, конечно, причудилось». И он подошел к своему креслу, но в этот момент опять раздались ужасные слова:
— Единение, товарищи, спайка…
Не помня себя, генерал сорвался с кресла и, весь дрожа, выключил громкоговоритель.
— Нет, это мне не кажется, — проговорил он, со страхом оглядываясь. — Но куда бежать? Куда ж бежать?
— Некуда, — услышал он голос.
С испугом повернулся. Перед ним стоял его бывший адъютант Энгер.
Пронзительные глаза Энгера смотрели на него.
— Вы? Не может быть!
— Да, генерал, это я. Не ожидали?
— Не может быть, не может быть, — твердил насмерть перепуганный Биллинг.
— Не только может быть, но в действительности есть. Я не призрак, можете убедиться.
И, говоря это, Энгер сделал несколько шагов к генералу.
— Не подходите, не подходите! — отступая, махал руками Биллинг.
— Сядьте в это кресло, генерал, сидите смирно и не шевелитесь, — грозно проговорил Энгер.
Биллинг послушно опустился в кресло и, выпучив глаза, смотрел на Энгера.
Тот подошел к бюро и стал рыться в ящиках, рассматривая папки с бумагами. Уголком глаза он в то же время посматривал на Биллинга. Генерал зашевелился в кресле.
— Смирно! — тихо, но грозно скомандовал Энгер, в упор глядя на него.
Генерал Биллинг застыл.
Наконец Энгер выбрал одну из папок.
— До свиданья, генерал, до скорого, — и, улыбнувшись, скрылся за дверью.
Тут только генерал опомнился и, схватив со стола револьвер, произвел два выстрела в дверь.
В комнату вбежали испуганные ординарцы.
— Ловите, держите его! Он только что был здесь…
Ординарцы испуганно переглянулись.
— Ловите его, говорю я вам!
И генерал с револьвером в руке бросился в соседнюю комнату. Никого!
— На меня только что было произведено покушение, со стола похищены бумаги. Обыскать всю квартиру!
Ординарцы бросились выполнять приказание. Боясь остаться в одиночестве, генерал оставил при себе адъютанта.
— Скажите, поручик, вы ничего не слыхали по радио?
— Только что, ваше превосходительство, сообщили, что один из исполнителей пытался читать большевистские прокламации, но был моментально арестован и отправлен в Комитет.
Генерал задумчиво потер себе лоб.
«Был или не был? Привиделось, или на самом деле?..»
Пришли ординарцы и доложили, что в квартире никого не обнаружено. Генерал отпустил их.
Подошел к бюро и стал проверять бумаги.
Папки с дислокацией и сведениями о численности армии не было. Вместо папки лежала записка: «Бегите, пока не поздно. 7 + 2».
— Нет, это не сон, — сказал Биллинг, со стоном опускаясь в кресло.
Эту ночь бодрствовал не один Биллинг. Генералу мешал страх; он лег в постель, но боязнь нового появления Энгера отгоняла всякое желание сна.
За своим рабочим столом проводил свою очередную ночь Арчибальд Клукс, сравнивая диаграммы роста организаций фашнационала с количеством рабочих несколько зашевелившихся заводов, на которые никто не обращал внимания: слишком ничтожны, слишком слабы были проявления пассивного протеста. Но тот факт, что они уже появились, нагнал задумчивые морщины на лоб Арчибальда.