— А, здравствуй, Хозе. А я, брат, — и сержант лихо закрутил в колечки усы, — повстречался с одной красавицей. Боже мой, что за плечи, что за выправка, стройна, как дуло винчестера…
— Брось свои огнестрельные выражения.
И Хозе щелкнул кружкой по кружке сержанта.
Дройд знаком подозвал лакея, тот услужливо подбежал и, не дожидаясь вопроса, доложил:
— Сержант Гранро, начальник охраны замка.
— Какого замка?
— Как — какого? Вот этого, — и грязным пальцем указал через окно на серую суровую тушу тюрьмы.
Дройд оживился, сразу же решил войти в контакт с ним и приказал лакею подать им бутылку рома.
— Ну, теперь она моя. Понимаешь? Ну, кто может устоять против меня? Никто, право, никто. Я на нее посмотрел так, а потом — сударыня, мадонна, ангел, назначьте мне рандеву.
Окружающие посетители весело захохотали.
— Браво, сержант.
— За ваше здоровье.
— Ну, и что же? — спросил Хозе, ожидая, когда сержант отопьет несколько глотков ответного тоста.
— Она придет сюда.
Хозе захохотал.
— Ну и врешь, Гранро. Чтобы она да зашла в эту дыру!..
Сержант молодцевато расправил грудь, вздернул голову вверх и, оглядев столики, с удовольствием не сказал, а возвестил:
— Да, надо сознаться, здесь дыра, да и очень грязная, очень грязная, говорю я, но все-таки она придет сюда.
Хозе и соседние столики залились хохотом. Они давились хохотом каждый раз, когда взглядывали на багровое лицо сержанта, сплошь покрытое прыщами самой разнообразной формы и величины. Но смех затих и грохот хохота замер, когда, хлопнув дверью, в харчевню вошла женщина.
Сделалось тихо, даже сержант был в оцепенении, видя, что его хвастливые слова исполнились. Все завсегдатаи удивленно уставились на сержанта, с ожиданием следя во все глаза за каждым его движением.
Женщина нерешительно сделала несколько шагов вглубь харчевни.
Дройд, вообще большой любитель женщин, быстро встал и, поклонившись ей, галантно произнес:
— Сударыня, прошу за мой столик.
— Благодарю вас.
И женщина, преследуемая гневными взглядами сержанта, села за столик Дройда.
— Ну? — улыбаясь, прошептал Хозе.
Но сержант оцепенел, он сидел, не сводя глаз с женщины, и только одни пальцы с заплывшими ногтями напряженно сгибались и разгибались.
— Ты проучи этого цилиндроида, — прошептал Хозе, — чтоб он забыл дорогу сюда, в единственно честное место во всем городе. Спроси его документы, и если…
— Я его сейчас распатр-р-роню, — наконец выговорил сержант, грузно поднимаясь с места.
Но как раз в этот момент лакей на столик перед ним поставил бутылку рома и два стакана.
— Это ты требовал? — вопросительно обернулся к Хозе сержант. — Ты смотри, без меня не пей.
— Я не требовал.
Перегнувшись через стол, лакей, обязательно показывая глазами на Дройда, доложил:
— Это они… Подай, говорит, этим симпатичным людям лучшего рома.
— Ах, так. А что ты, каналья, подал? Что? Это, по-твоему, лучший? — загорячился сержант.
— Виноват, это по ошибке, я сейчас.
И лакей, схватив бутылку, скрылся с нею в буфет.
Несколько глотков старого рома удивительно подействовали на сержанта, и в его взглядах, бросаемых на Дройда, не было и тени прежней злобы.
Через минуту они были за столиком Дройда. Дройд пил с ними, чокаясь с женщиной, говорил любезности сержанту и совсем подкупил его, обещав написать о его подвигах целую статью.
Он был весел, он предвкушал сенсацию от своего интервью с Корнелиусом Кроком.
Глава II
ПЬЯНЫЙ АВТОМОБИЛЬ
Сержант пил, как бочка, и перед ним Хозе, привыкший здорово пить, казался трезвенником. Дройд делал только вид, что пьет, но зато энергично заказывал напитки.
Как и всегда, вино привело Хозе в грустное настроение, и он вспомнил сцену ухода Аннабель. Сжалось сердце, и он почти почувствовал физическую боль от тоски по невозвратным дням.
«Пить, пить и пить, чтобы свалиться камнем, чтобы ничего не чувствовать, чтобы ничего не представлять, никаких картин, чтобы потушить ревность, чтобы не видать рук, быть может, обнимающих сейчас Аннабель», — скрипнул зубами Хозе и залпом выпил стаканчик рома.
— Гуляй, душа! — заревел сержант. — Пусть знают нас, Хозе, пусть. Сержант Гранро пьет. Ну и что же? Кто имеет против? — Сержант обвел всех пьяным взглядом. — Никто. Кто за?.. Все…