Каммерер жил за городом, довольно далеко, даже за пределами округа Мюнхен. Выдачей талонов о прохождении технического осмотра занималось одно из ведомств ландрата округа Мюнхен. Я даже точно помню, какого именно, но это к делу отношения не имеет. На наш запрос о том, что, дескать, возможно ли, что номерной знак для машины герра Каммерера был выдан вторично другому лицу, последовал возмущенный ответ. Мол, такого не может быть. Не может быть потому, что не может быть никогда.
Если изложить все в сжатой форме: в течение всей следующей недели на беднягу Каммерера обрушился целый шквал протоколов о нарушении правил дорожного движения – тут тебе и запрещенный левый поворот, и вновь проезд на красный свет, и опасный обгон на автобане. Согласно моим указаниям все эти протоколы собирались. Иногда на указанное в них время Каммерер не мог предъявить алиби, но и без того было ясно, что в нашей округе разъезжают два авто с одинаковыми номерами. Дело, заведенное в Аугсбурге, по согласию всех заинтересованных лиц было весьма элегантно замято – судья просто-напросто положил его под сукно до лучших времен. А машина Каммерера обзавелась новым номерным знаком. На этом все и кончилось, воцарился покой. На два месяца.
Досадную историю стали уже было забывать, Каммерер пришел в себя, снова отдавшись работе и карьере, но тут вновь произошло нечто. И по той же схеме: превышение скорости, проезд на красный свет, нарушения правил парковки и так далее… Снова проклятие, если можно так выразиться, но с паузой, обусловленной новым номерным знаком. Однако на сей раз история приобретала совершенно иную окраску и соответственно иной характер. Служебный. Самый главный из прокуроров, начальник нашего ведомства, был поставлен в известность, и даже генеральный прокурор проявил определенный интерес к этой странной истории. В конце концов, Каммерер все же был прокурором, таким образом, речь могла идти о его диффамации, а тут, как выразился герр земельный прокурор, «необходимо было принимать срочные меры».
Все это понятно. Но какие?
Первой напрашивалась версия о мести, о хорошо продуманном и рассчитанном не на один день акте. Так сказать, измотать жертву, подавить ее морально. Каммерер уже во время первой волны ложных протоколов стал рыться в памяти и не только в ней, но и в многочисленных делах, поднимая протоколы допросов и судебных заседаний, пытаясь отыскать подозрительные случаи, такие, когда обвиняемый вел себя дерзко, вызывающе, возможно, даже угрожал ему либо упорно отказывался признать свою вину, считая себя невиновным и незаслуженно осужденным.
Вы спросите: всего лишь считая себя невиновным и незаслуженно осужденным? А не будучи уверенным в собственной невиновности?! Ах да, во времена моей юридической деятельности я с пеной у рта старался доказать, что невиновного никогда не осудят напрасно. Но даже тогда я вынужден был признавать, что и судьи, и прокуроры – тоже люди, а человеку свойственно ошибаться. Одно я могу заявить во славу правосудия, поскольку все-таки имею о нем кое-какое представление, посему могу делать определенные выводы: не помню случая, чтобы судебные органы осудили бы кого-нибудь просто так, с бухты-барахты, зная наперед о его невиновности, иными словами, намеренно совершили бы судебную ошибку. Ну а если прокурор или, скажем, судья вдруг стали бы выдвигать на первый план свои представления о вине или невиновности того или иного обвиняемого? Я рассказывал вам об одном подобном случае. Если такое и могло быть и если такое и было, то ведь предусмотрены некие механизмы, могущие воспрепятствовать этому. Не сочтите за цинизм – для любого прокурора куда легче прекратить производство уголовного дела подозреваемого, если он не уверен до конца, что того можно изобличить. Распоряжение прокуратуры о прекращении производства по делу нередко укладывается в два предложения, а предъявление обвинения, в особенности если речь идет о непростых случаях, занимает по два десятка страниц. Их, знаете, не очень-то высосешь из пальца.