— Отец!
— О, это немыслимо!
— …что ноги моей не будет в этом доме! — рыдала Бонни. Блайт поднялась с круглого табурета у фортепьяно и с мечтательным отрешенным выражением направилась к своему жениху. Бонни спрыгнула с крышки пианино и последовала за ней.
— Ради тебя я нарушила клятву! О, мама милая! Ни за какие блага мира не поступила бы я так, но Клотильда сказала, что ты пошла сюда, к этому… к этому человеку, и я…
— Неужели тебе так уж необходимо жениться на ней? — умолял Тай. — Спустя столько лет? Посмотри, сколько женщин могли бы быть твоими!
— Дорогая Блайт! — Джек Ройл тоже встал со стула, его сын не отставал от него. Эллери, не замеченный никем, наблюдал за ними широко раскрытыми глазами, сделав про себя вывод, что вскоре им, очевидно, понадобится некий регулировщик движения. Пути их перекрещивались и расходились, но столкновения каким-то чудом не происходило, несмотря на отсутствие дорожных знаков.
— …достаточно взрослый, чтобы самостоятельно строить свою жизнь, Тай!
— Из всех женщин на свете…
— Для меня существует только одна, — Джек заключил Блайт в объятия. — Двое против целого мира, да, дорогая?
— Джек, я так счастлива!
— О Господи!
— …после всего того, что ты о нем говорила, мама, мне кажется, тебе должно быть стыдно…
— Бонни, Бонни! Мы уже твердо решили. Мы были глупыми…
— Были? — взмолилась Бонни, подняв глаза к потолку. — Вы и сейчас дураки!
— Кто дурак? — встрепенулся Тай.
— О, на воре шапка горит!
— Ты бы лучше попридержала свой язычок!
— Она моя мама, и я люблю ее, и не желаю видеть, как она жертвует жизнью и судьбой ради отца такого смазливого, ни на что не годного, презренного турка!
— И это говоришь ты, со своей слабостью к аргентинским игрокам в поло?
— Тай Ройл, я сейчас опять надаю пощечин по твоей гнусной физиономии!
— Попытайся — и клянусь, что выдублю твою очаровательную кожу, в том числе на месте, на котором ты сидишь!
— Тай…
— Бонни, милая…
— О, привет, Квин! — заметил, наконец, Эллери Джек Ройл. — Занимайте место в ложе для зрителей. Тай, тебе придется прекратить свое выступление. Я достаточно взрослый, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Блайт и я созданы друг для друга…
— Страница девяносто пятая Священного Писания, — хмуро проворчал Тай. — На завтра назначены съемки венчания. Ради всего святого, отец!
— Кто этот человек? — проворковала Блайт, глядя на Эллери. — Ну, Бонни, мне кажется, ты сказала достаточно. И тебе нужна губная помада.
— Провались она, губная помада! О мама, мама, как ты можешь?
— Джек, милый, стаканчик сухого мартини. Я вся изнываю от жажды!
— Мистер Квин! — воскликнула Бонни. — Ну, разве это не неприлично? Они уже помолвлены! Мама, я просто не могу этого допустить. Слышишь? Если ты будешь настаивать на этой немыслимой свадьбе…
— Чья это свадьба, между прочим? — усмехнулся Блайт.
— Я… я просто отрекусь от тебя, вот что я сделаю! Не нужна мне эта пучеглазая крахмальная манишка в роли приемного братца!
— Отречешься от меня, глупенькая моя?
— Это единственные разумные слова, которые я когда-нибудь слышал от этой блондинистой узколицей кривобокой мегеры в девичьем облике! — выпалил Тай в лицо своему отцу. — И я тоже. Если ты пойдешь на это, между нами все кончено, папа… О, Квин, прошу прощения! Ведь вы — Квин, не так ли? Налейте себе чего-нибудь выпить. Послушай, папа, очнись же наконец! Это всего лишь дурной сон!
— Тай, замолкни, — сухо оборвал его Джек Ройл. — Сигареты вон в том ящике, Квин. Дело решено, Тай, и хочешь не хочешь, но тебе придется проглотить это.
— Проглочу, можешь быть уверен!
— Мама, — бесцветным голосом проговорила Бонни. — Ты уйдешь сию же минуту из этого ненавистного дома вместе со мной, или нет?
— Нет, милая крошка, — нежно ответила Блайт. — А теперь — иди погуляй, как умная девочка, и не забудь навестить парикмахера. Твои волосы просто в ужасном состоянии!
— Правда? — встревожилась Бонни, но вскоре спохватилась и произнесла трагическим голосом: — Мама, это конец. Прощай, и надеюсь, что он не станет тебя бить, хоть знаю, что так оно и будет. Помни, ты в любой момент можешь вернуться ко мне, потому что я действительно люблю тебя. О, мама! — И, разразившись слезами, Бонни вслепую бросилась к двери.
— Сейчас все представляется тебе сладким коктейлем, — горько проговорил Тай, — но через год жизнь с ней покажется тебе полынной настойкой пополам с опиумом. Прощай, отец!
Таким образом получилось, что принц и принцесса обоих королевских фамилий предприняли свой драматический уход одновременно, и в попытке поскорее покинуть сцену неожиданно столкнулись в дверях своими юными царственными лбами.