Мистер Квин усмехнулся. Вторая секретарша выглядела так, словно готовилась упасть в обморок, первый секретарь был неестественно бледен, а Кларк неустанно вытирал платком вспотевший лоб.
— Он очень любезен, — пробормотал мистер Квин, входя во владения первого секретаря. — О, все точно так, как я и предполагал. В худшем их всех возможных стилей. Le mauvais goût[9].
— Совершенно верно, мистер Квин, — сказал первый секретарь. — То есть, я хочу сказать…
— Между прочим, каковы здесь правила этикета? Надо ли преклонять колени и целовать ему руку или достаточно земного поклона?
— Пинок под зад больше подойдет, Kamerad[10], — послышался спокойный голос.
Мистер Квин обернулся. В дверях стоял молодой человек с высоко поднятыми руками. На нем были потертые испачканные холщовые штаны, открытые сандалии на босу ногу иг клетчатая рубаха лесоруба с расстегнутым воротом. Что было еще более удивительно, в зубах у него дымилась видавшая виды глиняная трубка, издававшая резкий отвратительный запах; пальцы его были в чернилах и, судя по его густой щетине, он не брился, по меньшей мере, дня три.
— Я думал… — начал мистер Квин.
— Вне всякого сомнения, я заслужил доброго пинка, — сказал Чудо-мальчик. —. Выдадите мне его сейчас или прежде потолкуем?
— Так вы и есть Бутчер? — Мистер Квин с трудом проглотил подкатившийся к горлу комок.
— Виновен, ваша честь. Послушайте, это был самый дурацкий номер из всех, которые я наблюдал в этом городишке, — а можете мне поверить, мы здесь частенько выкидываем головоломные трюки! — Он энергично потряс руку Эллери. — Привет, Кларк. Вы агент Квина?
— Да, мистер Бутчер, — проговорил Кларк. — Да, сэр!
— Заходите же, вы оба, — пригласил Чудо-мальчик, проходя первым. — Не обращайте внимания на поддельную роскошь и пышность этого дурацкого сооружения, Квин. Проклятая лачуга досталась мне в наследство. Она была построена старым Зигмундом в свободные дни, когда он разбрасывал деньги акционеров, как пьяный скряга в субботу вечером. Тем не менее, я постарался переоборудовать свой кабинет, чтобы в нем можно было работать. Заходите!
Эллери едва удержался от почтительного: «Да, сэр!». Он вошел.
Это было нечестно! Бутчер со своими проницательными зелеными глазами, рыжей шевелюрой и мальчишеской улыбкой в сочетании с великолепно небрежным костюмом выглядел абсолютно нормальным человеком! А «святая святых»? Исходя из внешних и внутренних декораций, каждый был бы вправе ожидать роскошного интерьера в латино-восточном стиле с гобеленами, изразцами и инкрустацией из ценных древесных пород. Но никакие портьеры не заслоняли солнца; стены были отделаны панелями из простой сосны, и старый деревянный письменный стол в старинном испанском католическом стиле, носивший на себе царапины от туфель для гольфа и многочисленные следы ожогов от сигарет, стоял кое-как посредине стайки нормальных честных стульев. На столе в беспорядке громоздились свидетельства интенсивной работы — желтые листы бумаги, исчерканные вдоль и поперек чернильными записями, глиняная модель декорации танцевального зала, старая, изрядно поцарапанная пишущая машинка, фотографии, ксероксы, жестянка с пленкой. Книги, выглядевшие так, словно их действительно читали, сгрудились на простых сосновых стеллажах вдоль стен, и маленький открытый переносной бар у письменного стола, забитый всевозможными бутылками, находился всегда под нетерпеливой рукой, как и полагалось бару.
— Выбросил весь ненужный хлам, — весело сказал Чудо-мальчик. — Видели бы вы эту картинку! Ну, садитесь, ребята. Выпьете что-нибудь?
— Это нечестно, — простонал мистер Квин, опускаясь на стул и поеживаясь.
— Что?
— Он хочет сказать, что ему не хватает воздуха, — поспешно подсказал Алан.
— И ничего удивительного после такого приема, которого он был удостоен, — отозвался молодой человек, бросившись открывать все окна. — Пропустите-ка глоточек шотландского, Квин. Это вам не помешает.
— Бренди, — едва слышно пробормотал мистер Квин.
— Бренди! — Чудо-мальчик явно обрадовался. — Вот человек, понимающий толк в выпивке. Это снадобье подстегивает ваш старый мотор, но зато какое удовольствие потом дожидаться коронарного тромбоза! Вот что я сделаю с вами, Квин! Я открою пару бутылочек стодвадцатипятилетнего
Наполеона, который я берег для своей свадьбы. Как между друзьями, а?
Мистер Квин колебался между демоном предубеждения и открытой улыбкой Чудо -мальчика. Пока он колебался, искуситель наклонил опаленную солнцем бутылку и разлил по бокалам золотистый напиток.