– Вот так так! – пробормотал редактор и, вытирая лоб, посмотрел на мокрую коробочку, спокойно плавающую в ведре с водой.
– Что-то стряслось, сэр? – простодушно поинтересовался электрик.
– Ничего, – услышал он резкий ответ. – Заканчивайте работу. Вставьте на место лампочки и уходите.
Электрик, любопытство которого разыгралось не на шутку, тоже посмотрел на плавающую коробочку с обрывком провода.
– Интересная штучка, сэр, – сказал он. – Если бы вы спросили меня…
– Я не собираюсь вас ни о чем спрашивать. Заканчивайте работу, – перебил его великий журналист.
– Прошу прощения, сэр, – сник умелец.
Через полчаса редактор «Мегафона» уже обсуждал ситуацию с Уэлби.
Уэлби, самый известный в Лондоне редактор-международник, широко улыбался, не скрывая удивления.
– Я всегда знал, что эти ребята настроены серьезно, – жизнерадостно сообщил он, – и более того, я почти уверен, что обещание свое они сдержат. Когда я был в Генуе, – львиную долю попадавшей к нему информации Уэлби получал из первых рук, – когда я был в Генуе… Или это было в Софии?.. Там я встречался с человеком, который рассказал мне о деле Треловича. Ну, вы помните, это один из тех, кто убил сербского короля. Так вот, однажды вечером он пошел в театр… и ночью его нашли мертвым на площади с рапирой в сердце. У этой истории есть две очень интересных особенности. – Международник принялся загибать пальцы. – Во-первых, генерал был известным фехтовальщиком и имеются доказательства того, что он был не казнен, а убит на дуэли. Во-вторых, на нем был корсет (сейчас многие офицеры вслед за немцами взяли моду носить такие), и один из его противников, узнав это, вероятно в ходе поединка, заставил генерала снять его. В общем, когда его нашли, корсет лежал рядом.
– И уже тогда было известно, что это дело рук «Четверки»? – спросил редактор.
Уэлби отрицательно покачал головой.
– Даже я тогда еще о них не слышал, – с сожалением сказал он и спросил: – А вы что-нибудь уже предприняли?
– Я поговорил со швейцарами и посыльными, со всеми, кто тогда был на работе, но как проник в здание и ушел из него наш загадочный друг (я не думаю, что их было несколько), остается загадкой. Нет, это в самом деле что-то невероятное. Знаете, Уэлби, у меня появилось какое-то необъяснимое чувство… Клей на конверте был еще влажный, это значит, что письмо написали и запечатали на месте, должно быть, за несколько секунд до моего возвращения.
– А окна не были открыты?
– Нет, все три были закрыты и заперты. Через них в кабинет попасть было невозможно.
Прибывший на место происшествия для сбора информации сыщик подтвердил это мнение.
– Человек, написавший письмо, покинул комнату не более чем за минуту до того, как вы туда вошли, – заключил он и принялся изучать письмо.
Будучи молодым и энергичным человеком, детектив провел тщательнейший осмотр помещения. Он перевернул ковры, простучал стены, обыскал шкафы и потратил еще немало времени и сил на то, чтобы измерить все складной линейкой.
– У нас многие ребята посмеиваются над детективными рассказами, – пояснил он редактору, в изумлении наблюдавшему за его действиями. – А я вот перечитал всего Габорио и Конан Дойла и верю в важность мелких деталей. Скажите, тут не было сигарного пепла или чего-нибудь в этом роде? – с надеждой в голосе спросил он.
– Боюсь, что нет, – мрачно ответил редактор.
– Жаль, – сказал сыщик, и, завернув «адскую машину» с торчащими из нее проводами в бумагу, откланялся.
Через какое-то время редактор поведал Уэлби, что почитатель Шерлока Холмса целых полчаса ползал с лупой по полу в его кабинете.
– Он нашел полсоверена, которые я потерял несколько недель назад. Хоть какая-то польза…
В тот вечер о том, что на самом деле произошло в кабинете редактора, узнали только Уэлби и издатель. И все же по отделу помощников редактора прокатился слух, что в «святая святых» что-то произошло.