Да и сопроводительные документы это подтверждали: Федько, еще будучи рядовым, проявил себя на фронте, как смелый и находчивый солдат, в одном из первых же боев заменил погибшего командира отделения. Вот только…
Полковник отошел от окна и зашагал по комнате. Он почувствовал вдруг, что хорошее расположение духа начинает улетучиваться.
Собственно, сам полковник ничего не замечал за Иваном Федько. Но офицеры полка уже не раз докладывали о слишком резких высказываниях прапорщика, о слишком явных «большевистских настроениях», как сказал полковой адъютант.
— Большевистские настроения, — повторил вслух полковник, останавливаясь посреди комнаты, — настроения… Так ведь настроения приходят и уходят! — он прищелкнул пальцами, снова повеселев.
«Конечно же, — думал полковник, — все это от молодости, от избытка энергии. А вот получит чин поручика или капитана — забудет о своих настроениях, будет мечтать о полковничьих погонах или генеральских эполетах. И будет делать все, чтоб заслужить их. А тут уж не до большевистских настроений!»
Полковник снова подошел к окну и погрузился в созерцание южной ночи…
В маленьком домике на окраине Феодосии тоже было открыто окно, и тоже в комнату врывались ароматы южной летней ночи. Но людям, собравшимся здесь, было сейчас не до них — большевистская организация Феодосии принимала в свои ряды нового члена.
Большевики давно присматривались к этому парню в офицерских погонах, знали, что он — из крестьянской семьи, долго мыкавшейся в поисках своего бедняцкого счастья и, не найдя его, осевшей в Кишиневе.
Трудно жилось семье, и все-таки решили дать Ивану хоть какое-нибудь образование, уж очень ему хотелось учиться. Начальную школу он закончил с похвальной грамотой и поступил в училище, готовившее столяров-краснодеревщиков — надо было скорей становиться на ноги, помогать семье.
Закончив с отличием училище, Иван Федько поступил на кишиневскую мебельную фабрику. Но проработал недолго — шла империалистическая война, на фронт отправлялись все новые и новые тысячи солдат. Дошла очередь и до молодого рабочего.
Сотнями тысяч гибли русские солдаты, а на смену им шли и шли эшелоны с пополнением. Хуже было с офицерами — кадровых не хватало, и правительство открывало школы прапорщиков с ускоренным выпуском. Туда направляли мелких чиновников и недоучившихся студентов, окончивших гимназию юнцов и даже особо отличившихся на фронте солдат. Что делать — положение было такое, что правительству пришлось закрыть глаза на то, что «благородиями» становились даже крестьянские сыны.
Одну из таких школ прапорщиков окончил и Иван Федько. А затем был направлен сюда, в небольшой приморский город Феодосию, «для дальнейшего прохождения службы».
Все это большевикам Феодосии было известно. Успели они убедиться в стойкости и энергии Федько: он уже выполнял отдельные задания партийного комитета. И все-таки председатель собрания, погасив цигарку, предложил собравшимся задавать вопросы.
— У меня вопрос, — послышался дребезжащий голос из угла комнаты, — я хотел бы спросить у господина прапорщика…
— Здесь нет господ! — укоризненно сказал председатель.
— Прошу извинить — у прапорщика Федько… Твердо ли он выбрал свой путь в жизни? Не временные ли это у него «большевистские настроения», как сейчас говорят? Может быть, это ему только кажется, что он за свободу, а когда дойдет до дела…
Даже в полумраке комнаты — свет не зажигали из предосторожности — было видно, как побледнел Федько. Но голос его звучал твердо.
— Я выбрал этот путь давно… И навсегда, — добавил он, помолчав.
— А я вот о чем хочу спросить… — послышалось из противоположного угла комнаты. — Вот вы были на фронте. Храбро сражались за веру, царя и отечество. А ведь мы, большевики, против этой войны…
Федько ответил не сразу.
— Я тоже против этой войны… — произнес он, наконец, — слишком много видел я крови и бессмысленных смертей, слишком часто сталкивался с подлостью и тупостью начальства. Там, в окопах, я защищал не царя, а родину, на которую посягнул враг…
Больше вопросов не было.
В эту летнюю ночь 1917 года двадцатилетний прапорщик Иван Федько стал членом Российской Коммунистической партии большевиков.
К ОРУЖИЮ, ТОВАРИЩИ!
Федько чуть свет уже был на ногах. Щурясь от яркого солнца, он шагал к порту. Оттуда зашел к товарищу по организации. Затем направился к солдатам своего украинского взвода.
Когда он вышел на просторный казарменный двор — там уже слышался гул голосов, а рабочие все подходили и подходили.
— Вы не скажете мне, что все это значит? — спросил у Федько внезапно появившийся полковой адъютант.
— Что именно?
— Ну, вот это, — адъютант кивнул в сторону еще одной группы рабочих, только что появившихся во дворе. — Что здесь затевается?
— Решили встретиться, поговорить… — спокойно ответил Федько.
— Всем городом? Так? — адъютант окинул Федь-ко ненавидящим взглядом и зашагал в сторону, поняв, что от него все равно ничего не добьешься.
Но он не ошибся — сегодня здесь и в самом деле должны были собраться представители всего города.
Большевики победили уже во многих городах Крыма, но в Феодосии еще верховодили меньшевики и эсеры. Распинаясь, говорили они о свободе, на деле же стремились к тому, чтобы все оставалось по-прежнему, чтоб власть не перешла в руки трудящихся.
И вот сегодня во дворе казарм должен состояться общегородской митинг трудовой Феодосии.
Конечно, здесь окажутся и враги революции. Конечно, меньшевики снова будут говорить о свободе, снова будут клясться в любви к народу. А если народ не поверит им — не постесняются обратиться за помощью к солдатам запасного полка, чтоб усмирить бунтовщиков.
Но они напрасно надеялись на их поддержку. Солдаты распропагандированы большевиками, и немалая заслуга в этом — прапорщика Федько.
Трудно еще пока сказать — выступят ли солдаты в поддержку рабочих, но что они не будут в демонстрантов стрелять — это Федько уже знал точно.
Вся его высокая, ладная, будто литая фигура дышала энергией и силой, на открытом мужественном лице выражение сосредоточенного воодушевления. С радостным волнением смотрел он на людей, заполнявших огромный двор казармы. Они стояли вплотную, плечом к плечу — кажется, яблоку негде упасть. А с улиц подходили все новые и новые толпы народа.
Уже пора было открывать митинг, но Ивану хотелось, чтоб людей собралось как можно больше — ведь митинг должен положить начало восстанию. Большевики решили взять власть в городе в свои руки.
Подождав еще немного, Федько вошел в здание казармы, чтобы подняться на балкон. Но ему преградил дорогу взволнованный солдат Селямон Томаш.
— Только что сам слышал, — заговорил он быстро, — полковой адъютант говорил по телефону…
От волнения солдат путал слова, перескакивал с одного на другое. Но Федько сразу понял главное: для расправы с собравшимися на большевистский митинг полковой адъютант вызвал конников из состава мусульманского корпуса. Они недавно прибыли в город для выполнения полицейской службы. Конники будут здесь с минуты на минуту.
Федько вышел на балкон, который сегодня служил трибуной. О многом хотел сказать Иван с этой трибуны. Но сейчас не до речей — надо действовать.
Федько окинул взглядом двор, заполненный людьми. Посмотрел в сторону оружейного склада — он не охранялся. Кованую дверь можно выбить…
Сзади кто-то громко сказал:
— Кавалеристы выступили!
И тотчас же с балкона прозвучал голос Федько:
— К оружию, товарищи!
Люди во дворе не сразу поняли, что случилось. Федько повторил:
— К оружию, товарищи! Для расправы с нами вызваны эскадронцы!