Когда отзвучал последний аккорд, Елена Николаевна медленно опустила руки на колени и произнесла: «Это этюд Гречанинова. Папа любил его наигрывать, когда мы были детьми».
Потом они пили чай с клубничным вареньем, вылавливая ягодки из прозрачного сиропа маленькими серебряными ложечками. Все ягоды были целые, одна к одной. Такое варенье когда-то подавали в доме Смольяниновых. Елена Николаевна сохранила рецепт и несколько ложечек – тоненьких, изящных, с приятным для языка краем и замысловатой виньеткой под пальцами. Заметив, что Наташа с любопытством рассматривает виньетку, хозяйка пояснила:
– Буква «С» в центре означает фамильное серебро Смольяниновых. Я помню этот узор с детства, когда еще были все приборы. Потом что-то исчезло, что-то продали, вот только ложечки со мной... Их очень любила бабушка. Она была мудрой женщиной и до конца дней сохраняла царственную осанку и душевную молодость. Несмотря ни на что. Бабушка всегда говорила, что буржуа и купцы в 17-м году стрелялись, потому что потеряли деньги и имущество, которое было для них главным в жизни, а мы выжили, потому что внутреннее богатство отнять нельзя... Я прожила нелегкую жизнь и теперь понимаю, о чем она говорила. В концлагерях сохраняли свою личность лишь две категории людей – верующие и аристократы...
Елена Николавна расспрашивала Наташу о школе, о предпочтениях в литературе, в музыке. Наташа понимала, что между ней и «графиней», как она прозвала про себя новую знакомую, целая пропасть. Но она совсем не чувствовала этой пропасти, лишь доброжелательное отношение и радушное гостеприимство хозяйки.
Уходить не хотелось. Дома ее не ждали. Елена Николаевна, угадав настроение гостьи, предложила:
– Наташенька, а хотите, я покажу вам своих питомцев, пока они не уснули?
– Конечно, хочу!
Она накинула на плечи старое пальто и повела Наташу в то место возле дома, которое другими жителями использовалось под посадку «закуси» – лука, чеснока, редиски. У невысокого аккуратного заборчика росли цветы, синие, желтые, белые, бордовые, голубые, они напоминали открытые пасти сказочных львов со свисающими от жары языками. Наташа ахнула:
– Ничего себе! Какие необыкновенные! А как они называются?
– Это ирисы. Причем самые обыкновенные. По-латыни они так и называются «ирис вульгарис», то есть ирис обыкновенный.
– Вульгарис? – Наташа вспомнила, как мать говорила про кого-то: «она так вульгарно одевается» или «так вульгарно себя ведет». О смысле этого слова она не задумывалась, но понимала, что это что-то неправильное и быть вульгарным плохо. – Но ведь быть вульгарным плохо?
– Да, ты права, конечно. Быть вульгарным – значит, слишком явно демонстрировать некоторые естественные потребности человека. Буквальный смысл «вульгарис» – доступный для масс. Также вульгатой назывался доступный перевод Библии на латынь. Доступность для народа – вот исконное и вовсе не отрицательное значение этого слова. Это сейчас, уже в нашем языке оно приобрело негативный оттенок.
– Понятно, – сказала Наташа и снова подумала о пропасти между ней и «графиней». Она еще раз полюбовалась цветами. – Ну, какие же они обыкновенные? Таких цветов я не видела больше ни у кого!
– Просто они слушают хорошую музыку, – улыбнулась Елена Николаевна.
5
В новой сумочке Louis Vuitton, которую совсем недавно Наташа купила в бутике на Елисейских полях, зазвонил телефон.
– НаталИя СитникОва? – с трудом справился с русским именем приятный баритон.
– Да, да.
– Добрый день. Такси в аэропорт Шарль де Голль у подъезда гостиницы. Серебристый Peugeot номер...
– Спасибо.
Таксист, поджарый брюнет лет тридцати пяти, открыл перед ней дверь машины и спросил, улыбнувшись:
– Как вам Париж?
– Великолепен! – улыбнулась в ответ Наташа и сев в машину, демонстративно отвернулась к окну. Она стремилась вернуться в уютные воспоминания, прерванные звонком. За окном проплывали дома, люди, рекламные плакаты. На одном из них был изображен большой фиолетовый цветок и надпись: «Французское общество защиты...» то ли флоры от фауны, то ли фауны от флоры, то ли их обоих от кого-то третьего, Наташа не успела разобрать текст. Но дверь в прошлое уже открылась.
Плакат с фиолетовым ирисом в комнате университетского общежития, Наташа бы и не сразу заметила среди других с загорелыми торсами и модными певцами, если бы не завалилась с ногами на скрипучий диван с долгожданным трофеем в руках – студенческим билетом, вкусно пахнувшим сбывшейся мечтой. Она отвернула приятно хрустнувшую корочку и, ужасно довольная собой, еще раз прочитала: «Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова; Студенческий билет № 0200021/17, Ситникова Наталья Евгеньевна, факультет филологический, форма обучения очная, дата выдачи, I курс, подпись декана...»