Трехпалый никак не мог привыкнуть к неволе. Легче тому, кто попал сюда в детстве, несмышленым. Кто не знает, что можно жить иначе. Звери в зоопарке были разные — и по месту жительства, и по отношению к неволе. Одни смирились, другие мрачно огрызались. Было неприятно смотреть, как южные звери мучались в северных городах, а северные — в южных, как мучался от жары северный медведь, от холода — жирафа.
Сначала Трехпалый был равнодушен к своим товарищам по несчастью. Иногда даже приходили мысли поживиться кем-нибудь при случае, например, той же косулей. Но потом он почувствовал с ними какую-то общность. Это случилось после его мести Плюгавому, после жестоких побоев: поезд долго стучал по рельсам, с десяток минут стоял на какой-то станции, и вдруг в вагоне запахло лесом. Трехпалый заметался в клетке. Он чуял запах хвои, запах тайги. Скоро их выгрузили в небольшом городке. Когда в грузовике везли со станции, Трехпалый видел лес. Вечером он завыл, отчаянно и тоскливо, леденяще человеческую душу. Пришел Плюгавый, отколотил его, но он продолжал выть. Переполошил весь зоопарк, в нем начался настоящий бунт. Ревел слон, стонала гиена, рычал, метался в клетке тигр… Звери разных континентов — все словно понимали его.
И опять мотались по стране. Мучались от неволи, от жары, от холода, от болезней и делали план. Менялись города. Но везде в общем-то было одно и то же. Стучали колеса. Потом клетки выгружали, расставляли, вешали над клетками лозунги об охране животных, а по городу — красивые афиши, на которых звери были незамученными, не с вылезшей шерстью и слезящимися глазами, а сильными и красивыми.
Открывали ворота. Вваливалась толпа. Глазела. Толпа не хотела выкладывать деньги даром: если не было рядом смотрителя, тыкали зверей палками, кидали в них камнями, совали в хлеб гайки и окурки. Старались разозлить зверей, ведь звери должны быть злыми. И все эти люди в самых разных городах были удивительно похожи друг на друга. Наверно, во всех этих городах были и другие люди, по-настоящему любящие животных, но они, видимо, не ходили в гастролирующие зоопарки. Нет, иногда приходили, но очень редко. Чаще всего по незнанию, что это такое.
Например, вчера зашли двое, на которых он обратил внимание. Он был коренастый, широкоплечий, с палкой, на которую тяжело опирался (наверно, тоже попал в капкан, подумал о нем Трехпалый), с рыжей бородой.
Она — тоненькая, нежная. Сразу прижалась к нему:
— Разве можно такое показывать детям? Это не толь ко жестоко, это преступно. Разве это звери? Ободранные, больные. Вон посмотри на того мальчишку! Смотри, он плачет, ему жалко.
— Мама, а зачем они в клетках?
— Чтобы не кусали людей.
— Мама, это звериный концлагерь, да? Звериный концлагерь? Уйдем отсюда поскорее.
— Ну что ты? Ведь сам просился, вон, смотри, как другие дети ведут себя хорошо. Нам надо было ружье с собой взять.
— Нет, не хочу ружье. Уйдем отсюда скорее, — тащил карапуз ее к выходу.
— Ох, какой невоспитанный мальчишка, — вздохнула она. — Не то, что другие дети.
— Ты права, — согласился со своей спутницей бородач. — Зверей нужно смотреть в природе. Может быть, один раз в жизни, но здоровых, сильных. Тогда они запомнятся на всю жизнь.
— Но ведь не все имеют возможность путешествовать, как раньше ты. Потом тебе возразят: разве можно одному человеку увидеть в природе и белого медведя, и жирафа, и слона?
— А почему все должны видеть обязательно всех зверей? Может быть, все-таки лучше видеть всего нескольких, даже одного, того же зайца, но по-настоящему, в лесу. Конечно, жалко, но ведь не делаем же мы трагедии из того, что за свою жизнь не видим всех рек, гор, стран. Мы удовлетворяемся телевизионным клубом кинопутешествий. Так и тут лучше показывать специальные фильмы. В них звери в сотни раз живее, чем эти.
— Уйдем отсюда поскорее, — еще крепче прижалась она к нему. И все жалостливо оглядывалась.
Единственные, для кого Трехпалый делал исключение, а иногда даже улыбался, — это дети. Потому что некоторые из них его жалели.
«Это хороший волк, да, папа?»
И, несмотря на то, что папы говорили, что это плохой волк, они противоречили: «нет, хороший!»
Трехпалый внимательно присматривался к детям, и ему было странно, непонятно, что из них вырастают злые взрослые люди-пьяницы и люди, что стреляют из железных палок, из которых вылетает огонь. Ему никак не верилось, что раньше был ребенком Плюгавый, Директор…
Но потом Трехпалый заметил, что почти все дети приходили в зоопарк со всевозможными игрушечными железными палками, из которых вылетает огонь. И папы настойчиво их учили: