Наблюдения за жизнью океана принесли много нового и интересного, а порою и неожиданного. До этого бытовало общее мнение об отсутствии какой-либо жизни в районе Северного полюса. Первые планктонные сетки Ширшова, поднятые с поверхностных слоев океана, казалось, подтверждали это мнение. Но зато необыкновенно большой «урожай» принесла планктонная сеть, поднятая им с глубины 1000 м. В ней копошилось великое множество моллюсков, личинок, медуз, рачков — последние были окрашены в яркий красный цвет.
— Это характерный признак для обитателей больших глубин, лишенных света, — заметил П. П. Ширшов, разбирая свой обильный улов.
Гидрологическая весна, отсутствие которой вначале с огорчением заметил Ширшов, наступила с запозданием после 20 июля: в верхних слоях океанских вод наступило бурное цветение фитопланктона.
— Мы опровергли еще одно утверждение об отсутствии живых организмов в подледном слое воды якобы из-за того, что ледовый и снежный покровы океана препятствуют проникновению в воду солнечных лучей и тормозят процессы фотосинтеза в верхних слоях воды, — говорил взволнованно Ширшов. — Теперь мы на собственном опыте убедились, что стаявший снег и наличие больших озер на поверхности льдины делают ее достаточно прозрачной для прохождения через лед лучей солнца… А вот эта желтовато-красная окраска снега на границе нашей льдины — о чем это говорит? — продолжал Петр Петрович. — Она вызвана развитием здесь микроскопических водорослей. До сих пор это явление — цветение снега — мы наблюдали только в более южных широтах Ледовитого океана…
Но не только океанские воды оказались богатыми жизнью. Частыми гостями льдины оказались и «наземные» обитатели Арктики. С первых же дней существования станции льдину посещали различные птицы: пуночка, чистик, два вида чаек. А когда летнее солнце основательно растопило снежный покров льдины и прогрело воздух, зимовщики обнаружили в разводье около льдины лахтака[37], а несколько дней спустя — двух нерп.
Но самой большой сенсацией явился визит белых медведей. В Это произошло ночью 1 августа, когда ночную вахту нес Кренкель, а Папанин, Ширшов и Федоров мирно спали в палатке после дневных трудов. Внимание Кренкеля привлек возбужденный лай Веселого, привязанного возле палатки за какую-то провинность. Эрнст Теодорович выглянул из палатки и увидел медведицу с двумя медвежатами, бродившими в 150 м от лагеря. Кренкель разбудил товарищей, схватил ружье и стал ожидать приближения медведей. Вскоре к нему присоединились трое остальных, тоже с ружьями. Но все решил пес Веселый. Он, как прирожденный полярный охотник, впал в такой азарт, что оборвал ремень и помчался с громким лаем к медвежьей семейке. Медведица испугалась и поспешила скорее удрать за торосы на соседнюю льдину, усиленно подгоняя свих детенышей. Веселый часа три гонял медвежью семью где-то на соседних льдинах, и до лагеря издалека доносился только его заливистый лай.
Пес Веселый доставлял полярникам много беспокойства. Определенной работы он не имел, так как был взят на льдину в качестве сторожа от медведей, а они пока один-единственный раз были гостями станции. Поэтому у пса было много свободного времени. Характер у него оказался беспокойным и недисциплинированным. В то же время это был очень общительный пес, он постоянно вертелся под ногами и требовал, чтобы ему оказывали внимание, и всячески старался отвлекать людей от работы, которая ему, видимо, казалась пустой затеей. Он находился в подчинении у хозяина льдины И. Д. Папанина, но не слушался и его.
Пес обладал пороком брать без разрешения то, чего ему не полагалось. Он воровал продукты, зарывал их в снег в разных концах льдины, а потом забывал эти места, копал лапами снег и не находил спрятанных им продуктов. За проступки и нарушение дисциплины Папанин наказывал его ремнем или сажал на привязь, но это мало помогало. Едва очутившись на свободе, Веселый снова принимался за свои проделки. Частые наказания и строгость в обращении не мешали ему любить Папанина.
Кренкелю не терпелось как можно скорей заняться своим хобби — любительской коротковолновой связью, но первые дни потоки служебных и поздравительных радиограмм занимали все его время, а потом приходилось экономить заряды аккумуляторов, так как ветряк часто бездействовал. Но к концу лета подули устойчивые ветры, они крутили ветряк почти круглые сутки, и забота об экономии электроэнергии отпала. Отныне все свободное от работы время Кренкель посвятил поискам в эфире новых связей с любителями-коротковолновиками. Его товарищи не переставали удивляться, как это удавалось ему на миниатюрном трехламповом коротковолновом передатчике мощностью всего лишь 20 ватт (!) устанавливать связи с любителями всех континентов северного и даже южного полушария. Так, в журнале Эрнста Теодоровича, где он пунктуально регистрировал все установленные коротковолновые связи, было записано, что за два первых месяца дрейфа он зафиксировал работу радиостанций в июне 138 раз, в июле 156 раз, причем в ряде случаев эта связь была двусторонней с любителями таких стран, как Голландия, Исландия, Чехословакия, Бельгия, Норвегия, Франция, Англия, США, Австралия и др. При этом Кренкель в своем журнале регистрировал не только сам факт связи, позывные станции и ее адрес, но и волну корреспондента, слышимостью по 5-балльной шкале (в подавляющем большинстве это было на 5), а также разборчивость сигналов и тон по 9-балльной шкале оценки.