По огромным кожаным рукавицам, кепке и обильной грязи на всех частях тела Генка догадался, что это бывший вратарь.
— Эй, Танкер Дербент! — крикнули пацану из дальних ворот. — Дай рукавицы на время!
— Не дам! — со злой решимостью заявил Танкер Дербент, видимо давно привыкший к своему необычному прозвищу.
— А сам почему не играешь?.. — спросил Генка, чтобы завязать разговор.
— Выгнали, потому не играю! — с яростью отозвался Танкер Дербент. — Гол пропустил — вот почему! На Юшку поглядел, а эти озерские — с мячом! Будто нельзя на своего поросенка поглядеть!
Генка помолчал.
— Что это за старушка вон во дворе?
— А Дролина мать! — ответил Танкер Дербент, не оборачиваясь и явно болея не за свою, а за чужую команду. — Ворожка. Так ей и надо.
— Какой это Дроля?
— А что по воду ходил — какой! Один Дроля здесь!
— Что его, так зовут, что ли?
— Не знаю я, как зовут! — огрызнулся не расположенный к беседе Танкер Дербент. — Дроля — и все.
— А почему — ворожка? Почему так ей и надо?
— Потому что колдуньей была — вот! Ее и согнуло. Что ты — не знаешь? — Пацан оглядел Генку теперь уже с некоторым любопытством: откуда, мол, чудо такое, что ничего в мире не знает?
— Я из военного городка, — соврал Генка.
— А! Корову заговорила у нас, и корова сдохла! — разъяснил Танкер Дербент. — Мать говорила. Вот ее и согнуло. Ур-ра! — вдруг заорал Танкер Дербент: мяч влетел в ворота его команды.
Генка поднялся. Его недолгие сомнения прошли, и опять, как тогда, на базаре, явилась какая-то слепая убежденность в Дролиной причастности к убийству, хотя оснований для такой убежденности и не было уже…
Решил, что долго засиживаться на одной и той же скамейке нельзя, и целых полдня изучал окрестности Дролиного дома, наблюдая при этом за каждым прохожим, которые появлялись на Степной довольно редко. В ворота дома № 8 за все время не вошел ни один человек.
Генка сделал большой круг через пустырь в обход участка дома.
Попасть к Дроле можно было с улицы и со стороны огорода, через дверцу в заборе (правда, такие дверцы имелись почти в каждом дворе). Генка решил учесть этот вход на будущее.
Еще он отметил для себя, что днем наблюдать за Дролиными владениями трудно — уж слишком пустынна Степная улица. А в темноте можно сесть хоть на ту же лавочку — и ни одна живая душа тебя не увидит, или забраться в соседний огород, чтобы следить за проходом со стороны пустыря.
Да, подозрения Генкины остались, но они ничем пока не были подтверждены…
Над крышей Дролиного дома скоро заголубел дымок, ворота и калитка закрылись, как бы давая этим понять, что уходить Дроля не собирается, а гости к нему не являлись…
Обо всем этом Генка подробно рассказал на триумвирате в бывшем монастыре.
Утаил он от своих друзей лишь одно: то, что белый, с небольшим садом, с резными наличниками на окнах и деревянной, точно кружева, резьбой по кромке зеленой крыши дом Тоси Беловой находится в каких-нибудь полутора кварталах от дома Дроли. И Генка, чтобы не примелькаться дошколятам на Степной, время от времени заглядывал на Калужскую улицу, что шла ближе к центру, параллельно Степной.
Здесь ему тоже не повезло. Впрочем, если бы Калужской он уделил хоть сотую часть того внимания, что уделял Степной, возможно, его набеги сюда оказались бы и не напрасными.
Некоторые итоги. Дальнейшее распределение обязанностей
Итоги были малоутешительными.
Один Слива неожиданно для Генки и Фата ухватился за какую-то нитку.
Но людей по кличкам Купец и Толстый они не знали, их еще предстояло найти. Среди завсегдатаев базара таковых не было.
Фат упустил мужика в болотных сапогах.
Генка узнал кличку и местожительство своего подопечного, но в дальнейшем его поведении ничего подозрительного не обнаружил, а кроме того, и сам начал сомневаться в прежней своей догадке…
Круг людей, которые могли быть (а могли и не быть) причастны к убийству, расширился, а результатов пока ни на грош.
— Не этот бы милиционер… — продолжал злиться Фат.
— А может, зря мы — за Дролей? — глубокомысленно спросил Генку Слива.
Генка промолчал. У него не было доказательств. Все, что он мог привести в свое оправдание, основывалось на расплывчатом «показалось»: «показалось тогда…», «показалось потом…»
— Все равно Дроля знает щербатого! — вступился за Генку Фат. — Я здесь тыщу лет — на базаре. И про карты эти мать говорила: когда надо щербатому — у него дамы пиковой вовсе нет на табурете!