Генка и Слива не поверили. Но Слива спорить не стал, а Генке спорить было невыгодно.
— Ладно! — сказал Генка. — Давай, Слива, твой блокнот. Запишем.
Итоги сводились к следующему.
Мужик в болотных сапогах. Личность не установлена. Но знаком со щербатым и Арсеньичем. Вдобавок сразу от базара он направился по дороге к выселкам, где живут Дроля и Банник. Возможно, он заметил Фата.
Щербатый парень. Базарный постоялец. Игрок. Знает Арсеньича, Дролю, мужика в болотных сапогах, Купца и Толстого. Отношения между ними неизвестны.
Арсеньич. Как и щербатый, знает всех, кроме Банника. Хотя возможно, что оба знают и его.
Дроля. Знает щербатого. Генка считает, что он заглянул к полковнику (но это под вопросом).
Купец. Им, кроме щербатого и Арсеньича, может быть каждый из перечисленных выше. Но скорей всего — какая-то новая, еще неизвестная личность.
Толстый. То же самое.
Банник. Исчез недели три назад. Где находится — вопрос.
Кесый. Известен от пяток до макушки. Но следить за ним труднее, чем за любым взрослым, потому что он сразу обратит на это внимание.
Итак: восемь человек. Из них до следующего базара один Дроля мог быть взят под наблюдение.
Генка покрутил свою кепку.
— Вот это да…
— Я буду искать мужика, — сказал Фат.
— В Дролином доме два выхода, — сказал Генка, — надо следить вдвоем.
— А я? — сразу выставился из-под челки Слива.
— Ты будешь искать щербатого. Так и запишем… — Генка записал. — Вы теперь вроде знакомых. Если и столкнешься с ним — ничего страшного. Рубль давай сюда. Это в общую казну. У кого карманы дома не проверяют?
— Я спрячу. — Фат взял рубль себе. — А как же с мужиком? Пусть гуляет?
— Мужик, если приметил тебя, увидит опять — будет еще хуже. Понял? А нам надо убедиться насчет Дроли… — Генка опять яростно крутнул кепку. — Ну, вот: то я вроде сомневаюсь, а то прям — стоит у меня перед глазами это окно! Понимаешь?
— Ладно, — сказал Фат. — Дроля тоже шишка… Лично я убежден.
Распределив таким образом обязанности и основав рублем, заработанным Сливой, казну, на полчаса разошлись.
Потом Слива отправился путешествовать по городу со строгим наказом глядеть во все глаза и подолгу «не зевать на афиши», а Генка с наступлением сумерек повел Фата к дому Дроли.
Луны не было, и, как только потухла узенькая полоска зари на горизонте, быстро загустела темнота.
Все это время друзья выжидали на почтительном расстоянии от дома № 8.
Распрощались уже в совершеннейшей темноте.
Фат через пустырь по тропинке между усадьбами пробрался в соседний с Дролиным огород и лег прямо на влажную землю за жердяным забором. Сырость первое время не чувствовалась, но чуть позже пришлось то сидеть на корточках, отогреваясь, то опять ложиться, когда немели ноги.
Хозяйская собака немножко полаяла во дворе и стихла.
Генке было проще. Он забрался в палисадник углового дома, наискосок от дома № 8, и за частым штакетником мог чувствовать себя свободнее. Сквозь щелку в ставнях едва пробивался свет, и увидеть Генку хозяева не могли.
Связи между приятелями не было, договорились поэтому действовать пока на свой страх и риск — то есть каждый ориентируясь на собственные возможности, но ни в коем случае не рисковать напрасно.
Встречу Генка назначил на Калужской, когда погаснет единственная около дальних выселков электрическая лампочка на столбе. Уличный свет во всем городе отключали в половине двенадцатого — в двенадцать.
Мимо Генки в одном и в другом направлении прошло за все время человек двадцать. Но дом № 8 никого не интересовал. Он стоял как вымерший, — темный за ставнями и молчаливый.
Встретились в двенадцать часов продрогшие до того, что зуб на зуб не попадал. Вечер пропал зря.
Всю дорогу до дома бежали и немножко этим согрелись. Слива поджидал их. Но путешествие его оказалось таким же безрезультатным.
И второй вечер не дал им ничего нового… А в среду…
Казна растет
В среду Слива наколдовал себе своим подозрительным насморком что-то похожее на ангину.
Если учесть, что в первую половину дня среды, то есть в то время, когда приятели должны сидеть на уроках, на базаре шумит точно такая же, как в воскресенье, толкучка, то станет понятным, что ангина Сливы была драгоценнее всех насморков на земле.
Хорошо быть болезненным.
Долго объяснять Сливе его задачу не пришлось. Генка, забежав утром и выслушав объяснение Сливиной матери, что болезни происходят от долгих блужданий по вечерам, незаметно ткнул пальцем в сторону базара.