Генка подумал и решил, что спешить не стоит. А то, чего доброго, и в самом деле примут его за жулика какого-нибудь…
Как ни вертелись его мысли вокруг последнего события, он ухитрился украдкой разглядеть комнату и пришел к выводу, что именно такой представлял себе обстановку, в которой живут Лия и Тося.
Все здесь было чистым и аккуратным, как сама председатель совета дружины: ни тебе фанерных перегородок, ни кривых табуретов — книжный шкаф, диван, ковер на полу, стулья и даже — пианино… Черное, как бархатный жакет у той, что ушла…
— А правда, за тобой гнались, Ген?
Генка кивнул.
— Ой… — сказала Тося. — А мне ты не расскажешь — кто?
— У-у… — помотал головой Генка. — Нельзя.
— А что вы расследуете, а? Может, мы всей дружиной расследуем? А, Гена?
Генка заколебался.
— Тут всем нельзя… — сказал он.
— А мне скажи…
И таким любопытством сияли «очи, что светят глубоким огнем», что Генка едва не сдался.
— А ты умеешь тайны держать?
— Ой, мне все-все свои тайны Алла доверяет! Это соседская девочка!
Генка подумал, что если он посвятит во что-нибудь Тосю — тем самым вроде обидит Лию…
— Никому не скажешь? — спросил Генка.
— Вот честное пионерское! — поклялась Тося. И даже сделала рукой салют над своим бантом.
— Мы, ты знаешь… — Генка вдруг вспомнил, что давал друзьям обет молчания. — Ладно, я тебе потом скажу, а, Тося?
— Ну, ладно… — погрустнела Тося. — Только самой-самой первой мне скажешь! Хорошо?
— Самой первой! — подтвердил Генка.
— А я тебе за это тоже одну тайну выдам!
Тося полезла в портфель и достала из него… начертанную печатными буквами записку: «Я тебя люблю и хочу дружить…»
— Вот. Ты тоже только — ни-ко-му! Ладно?
Генка, не то краснея, не то синея, кивнул.
Тося, к счастью, не заметила его чрезмерного смущения.
— Про любовь — это, конечно, глупость, правда? — сказала Тося, положив записку перед Генкой и забравшись коленками на стул, чтобы лучше видеть записку.
— Конечно… — промямлил Генка. И вытер капельки пота на лбу, проклиная в душе Сливину оперативность и радуясь, что не включил в письмо замысловатого Сливиного четверостишия.
— А если дружить, так надо было подписать, кто это, правда? — сказала Тося.
Генка с готовностью подтвердил.
— Что здесь такого, правда? — спросила Тося.
— Конечно… — сказал Генка.
— Ничего нет плохого, если мальчик с девочкой дружат. Наоборот — это даже интересно.
— Конечно, — еще раз подтвердил Генка.
На кухне послышались чьи-то шаги.
Тося быстренько убрала записку и, приложив палец к губам, спрятала Генкино послание в кармашек портфеля.
Из кухни вышел Тосин отец.
Генка встал.
— Ну что, герой, немножко успокоился?
— Успокоился… — сказал Генка.
— Ты, я вижу, не очень-то бодро чувствуешь себя в дамском обществе! Ничего, в этом мы с тобой одинаковые, брат!
— Мне надо идти… — сказал Генка.
Председатель совета дружины лично подала ему телогрейку. И впервые Генка пожалел, что телогрейка у него далеко не такая чистая, какой бывает сразу после стирки.
— Это я в саду измазал… — объяснил он, надеясь доказать этим, что имеет некоторое представление об опрятности.
— Гнаться больше никто не будет? — спросил Тосин отец, определенно не веря Генкиному рассказу.
— Сейчас нет… — сказал Генка.
— Ну и отлично!
Генка поблагодарил Тосину мать за чай.
А Тося спросила:
— Ну, ты зайдешь к нам скоро?
И Генке было приятно, что тайный смысл этого вопроса был известен лишь ему да Тосе.
Вот какой ошеломляющий вечер довелось пережить Генке.
Он не бежал в монастырь, а летел: как стрела, как пуля, как ракета, и даже быстрее.
Кто есть кто
Даже Фат был озадачен, услышав Генкин рассказ.
Впервые со дня гибели полковника они получили доказательства, что идут по верному следу.
Впервые смутно обрисовалась картина событий, разыгравшихся в то злосчастное воскресенье.
Корявый и женщина с тонкими бровями послужили всего лишь приманкой для толпы. И вот почему так пронзительно кричала она, будто ее режут. Ни одна живая душа в эти минуты не обратила внимания на человека, подошедшего к монастырю, будь он в овчинном полушубке или в телогрейке с разорванным хлястиком… Их на базаре много — таких полушубков и таких телогреек…
— Заявим в милицию?.. — спросил Слива.
Но Фат был категорически против. Надо довести дело до конца. Тем более что они уже почти у цели.