— Слушай, — сказал Генка. — Раз уж мы сказали тебе главное — будешь знать все. Мы дали слово, что пока не доведем это дело до конца — никому не скажем. Ты будешь четвертый. Клянись, что перед нами ничего не будешь скрывать, а другим под пыткой не выдашь, что сейчас услышишь и что узнаешь потом.
Толячий сделал глотательное движение.
— Клянусь!..
— Все, — сказал Генка. — Теперь кровью связаны. Мы уже знаем, кто убил полковника, но еще не нашли его. Чтобы понятней — я тебе все по порядку… Коротко, конечно. С чего бы это… Ну, в общем, с начала.
Повторять Толячему не приходилось: хоть и отличник, он был своим, базарным, и прекрасно знал в лицо всех, кого ему называли, за исключением Дроли и мужика в телогрейке с разорванным хлястиком. Этих, в случае чего, он угадал бы по внешним приметам, которые не зря запоминал Генка.
К концу инструктажа Толячий настолько загорелся предстоящей операцией, что его приходилось то и дело сдерживать.
Фат нарисовал в Сливином блокноте схему, как найти дом Корявого на левом берегу. Толячий запомнил ее, самостоятельно повторил на оборотной стороне листка, после чего схему сожгли.
Совместными усилиями посвятили Толячего в основы разведывательного дела, где главное — не выдать себя и не вспугнуть противника.
Фат даже посоветовал Толячему, где укрыться. Там, на левом берегу, неподалеку от дома Корявого, на противоположной стороне улицы, кто-то возводил пятистенок. Если даже окна заколочены крепко — можно влезть под срубом, найти какую-нибудь щелку и глядеть, как из крепости.
За Генкой оставался прежний объект — перекресток улиц Капранова и Салавата Юлаева.
А Сливу освободили от обязанности дышать воздухом свалки.
Пусть Дроля «отлеживается», если ему так хочется.
Теперь наиболее интересным стал дом садовладельца — дом, за которым они могли бы уже давно и без малейшего риска наблюдать!
Сливе разрешалось гулять по улице, заходить во двор, сидеть у амбразуры на лестничной площадке — никакой Гвардеец не проскользнет к Толстому мимо бдительных Сливиных глаз.
— Сбор здесь, у ворот, как погаснут лампочки, — напомнил Генка Толячему. — За исключением, если уж очень надо будет задержаться.
— Дом бросать, когда выйдет кто-нибудь? Следить за этим, кто вышел? — еще раз уточнил Толячий.
— Если это незнакомый кто или тот мужик, а за остальными — не надо! Их мы и так знаем… — ответил Генка.
— Так я бегу. — Толячий поднялся.
Пришлось коротко втолковать ему, что спешкой ничего не добьешься, скорее — испортишь все…
Сейчас он должен зайти домой, еще раз отметиться у родителей, потом не спеша, вроде за чем-нибудь по делу, отправиться через Быстряк, так как главные события чаще всего происходят с наступлением сумерек.
— Ура, — вспомнил Толячий. — Меня Лийка просила «Королеву Марго» притащить. И мать отпустит, и пойду себе с книжкой!
— Вот это правильно, — согласился Генка. Затем подумал и добавил: — Только долго там не задерживайся…
— Не! — сказал Толячий. — Это я мигом: брошу, а сам — на все четыре.
Фат еще раз выглянул в пролом.
Голос Толстого давно стих, матери ушли в дом. Некоторое время поторчала у ворот Катя — видно, хотела предупредить Генку, но теперь и она ушла.
Ребята были почему-то убеждены, что именно сегодняшний вечер станет решающим для них, и торопились.
То, что садовладелец и Толстый оказались одним и тем же лицом, усиливало это настроение.
Друзья перекроют четыре основных пункта, где могут появиться вдруг Купец или Гвардеец. Неужели те опять просочатся как сквозь пальцы?
У Толячего оказалось полтора рубля в кармане, он передал их Фату, чье путешествие могло вызвать самые непредвиденные расходы.
— Все, — сказал Генка. — Расходимся.
— Лишь бы дома не очень влетело, — полувопросительно, полуутверждающе высказался Слива.
— А, ради такого дела… — махнул рукой Толячий.
Фат молча полез в люк.
Но им пришлось еще задержаться, прежде чем разойтись.
Тайна котельной
Фат уже вылез через полуподвальное окошко наружу, когда его остановил требовательный Генкин возглас:
— Стой!
Фат спрыгнул назад.
— Стой… — повторил Генка. Он, кажется, ухватил кончик той мысли, что случайно встревожила его наверху, когда он глядел через пролом во двор.
Хотя земля и повышалась во дворе монастыря в сторону Генкиной и Сливиной квартир, но крыльцо все же было очень высоким, в половину человеческого роста — вот что бросилось ему тогда в глаза.