Человека приковывали за руки и за ноги. Полшага в одну сторону, полшага в другую — это все, что он мог…
У противоположного узкого простенка нашли точно такое же приспособление.
Лицом или спинами друг к другу погибали узники?
Фат показал рукой на выход: пора, мол, уходить.
Проверили, не оставили ль за собой следов. Следов не было.
Выбрались в котельную сосредоточенные и немножко подавленные.
Толячий был прав: плиту можно выдвинуть и в обратную сторону.
У окна по-прежнему ребят ждал Слива.
Генка на ходу рассказал ему о подвале. Тихо, не скрипнув ни одной ступенькой, пробрались на лестничную площадку Генкиного этажа и по очереди выглянули через амбразуру в сад.
Вдоль монастырской стены был сделан невысокий завал из обломков кирпича и бетона. Где-то под этим завалом находился выход кирпичной трубы…
Осторожно спустились по лестнице, вышли за ворота и наконец распрощались.
История гибели полковника прояснялась. Теперь стало понятно, зачем понадобилась комедия с Корявым. Чтобы пробраться от базарных ворот до калитки полковника, надо было пройти мимо сотен людей. А от Генкиной калитки до калитки полковника — двадцать шагов. И если где-то у ворот жутко кричит женщина, и если толпа инстинктивно подалась на этот крик — некто прошел двадцать шагов до убийства, не замеченный ни одним человеком…
И вовсе не обязательно было говорить через дверь полковнику: «Это я, Генка…» Или: «Это я, Слива…»
Чтобы все произошло быстро, Толстый мог назвать себя: полковник знал соседей. Но Толстый был не один. Вместе с ним через котельную шел Гвардеец…
Пост самоликвидируется
Фат едва не заночевал в городке строителей. Он колесил переулками из конца в конец, не ведая о времени, и опоздал на автобус. Хорошо, удалось добраться попутным грузовиком. Поездка эта ничего не дала.
У Генки и Сливы новостей тоже не было.
А Толячий неожиданно попал в трагикомедию. Правда, особенно смеяться было не над чем.
После уроков мать отпустила его «на часок» отнести отличнице Лии «Королеву Марго», потому что «девочек надо уважать» и, если они просят, — «нельзя отказывать в услуге».
Толячий пропустил эти нравоучения мимо ушей, взял «Королеву Марго» под мышку и скоро уже шагал по деревянному мосту через Быстряк, таинственнее и непроницаемей, чем сам Шерлок Холмс.
Экономя время, он постучал к Лии не в калитку, а в окошко.
Лия пригласила его домой. Толячий, забыв, что «нельзя отказывать, если просят», сказал, что ему некогда, отдал книгу и, повторяя про себя начертанную Фатом схему, быстро нашел кособокий, без ставен дом Корявого.
Заметил через дорогу недостроенный сруб. Окна в нем вовсе не были заколочены, так что местом для наблюдения Толячий был обеспечен.
Хотел забраться в этот сруб тут же, но, памятуя строжайший наказ Генки и Фата ни в коем случае не делать этого днем, прошел дальше по улице, которая упиралась одним своим концом в излучину Быстряка. Сел на берегу и, время от времени швыряя в воду камни, стал наблюдать за домом Корявого издалека.
До поздних сумерек ничего интересного не увидел.
В сумерках пробрался в недостроенный сруб, сел на какое-то бревно и через оконный проем приготовился любоваться домом Корявого хоть до утра.
Примерно около восьми часов из ворот вышла старушка, мать Корявого, — Фат описал ее точно: сухая, тонкая и прямая, как свечка. Минуты две она постояла у ворот, затем короткими шажками побрела куда-то.
Наблюдать за ней Толячему не велели. Но он все же проследил, как, отойдя квартала полтора от своего дома, старушка остановилась. Толячий догадался, что там, в тени, на лавочке, кто-то сидит. Догадка его была верной, потому что, сделав шаг от дороги, мать Корявого тоже растворилась в темноте. Это они любят, старушки, — посидеть, поболтать на скамейке.
Толячий опять сосредоточил внимание на доме Корявого…
И трудно сказать, прошло ли хоть минут двадцать после того, как вышла из калитки старуха… Толячий растерялся и первые мгновения не мог сообразить, что происходит, когда, темные раньше, окна в доме Корявого вдруг засветились сначала едва уловимым, призрачным светом, потом сразу ярче, ярче… И засверкали, ослепительные в темноте.
— По-жа-ар! — крикнул Толячий во все горло. Но это было уже бессмысленно, так как крик летел, многоголосый, из края в край по улице, и со всех сторон ее сбегались люди: кто с ведром, кто с вилами, кто с топором…
Толячий выбрался из своего укрытия и побежал к дому Корявого вместе со всеми.