Если бы не клятва — Слива доказал бы щербатому, кто он такой на самом деле…
Дома он, все время чувствуя мятую трешку в кармане, без особого удивления выслушал историю о Корявом и, захватив кусок хлеба, умудрился через несколько минут уже выскочить во двор.
Хлеб съел за сарайками, а когда вышел на базарную площадь — увидел Катю, деловито вышагивавшую около монастыря.
— Ты что здесь, Кать?
— А так. Играю.
— Колесики не потеряла?
— Не! — сказала Катя. И похвасталась: — Мне Гена обещал тысячу колесиков, если поместятся в комнате.
— Да? — переспросил Слива. И хотел отправить Катю во двор, как вдруг его осенила блестящая идея. Ведь Генке ни за что не достать тысячу бронзовых шайб.
— Знаешь что, Катя, давай я лучше конфет тебе куплю вместо колесиков, а?
— А откуда у тебя деньги? — подозрительно спросила Катя.
— Да нашел! Но ты это не говори дома, а я тебе вместо колесиков… Генка ж обещал? Идем!
Слива взял Катю за руку и пошагал с ней к продуктовым рядам. Торговцев здесь почти не осталось. Но Слива успел купить одного красного петуха и две розовые тянучки — на все три рубля без остатка.
— Ешь! — со щедростью короля объявил он, вручая Кате ее богатства. — Ешь и — на здоровье! А колесики мы достанем потом, когда-нибудь, — добавил он, сильно довольный тем, как ловко избавился от денег.
— А ты? — спросила Катя.
— Я?.. Я чтой-то не хочу сегодня.
— Ну, одну возьми, — предложила щедрая Катя.
— Не, не, не! — несколько раз повторил Слива, боясь не выдержать соблазна. — Это тебе вместо колесиков!
Он опять потащил ее через базарную площадь и неожиданно дернул за руку, останавливая в десяти шагах от тира.
Мимо них прошел с неизменной дубинкой в руке Толстый. Слива не заметил, задерживался он у Арсеньича или не задерживался…
— Ты чего? — спросила Катя.
— Тсс… — предупредил ее Слива. — Молчи…
— А что, — спросила Катя громким шепотом, — за этим тоже надо подслушивать?
— Нет, — сказал Слива, — за этим не надо…
— Но ведь он тоже плохой. А только за тем?
— Ага, — ответил Слива, чтобы отвязаться.
Видели от базарных ворот, как Толстый вошел в калитку своего дома.
— Ты, Кать, беги ешь конфеты, а я пока тут останусь… Во дворе съешь, ладно? Домой не носи.
Он боялся, что друзья станут упрекать его. Но Генка и Фат отнеслись к проступку Сливы довольно снисходительно. А Толячий пока не имел права осуждать.
Загадка трех окошек
Фат сказал Толячему, чтобы он шел домой.
— А мы сегодня еще Арсеньича пошарим.
— Почему ж я домой? — запротестовал Толячий.
— Нам уже так и так влетит от отцов, — разъяснил Генка. — Но когда еще они приедут! А тебя могут не пустить завтра. Надо, чтоб пустили.
Толячий вздохнул и побрел домой: надежды на завтра были у него слабыми.
Фат сбегал к себе во двор, принес кусачки, ломик, что был конфискован у Кесого, и свечу.
— Вот и пригодился… — сказал он про ломик.
Сторож базара мог сидеть в конторке, у печки, мог прохаживаться по главной площади или курить где-нибудь за воротами с наружным сторожем.
Слива остался около монастыря наблюдать за площадью и конторой. В случае опасности ему достаточно стукнуть калиткой — Фат услышит и затаится. А Генка отправился на разведку вокруг рынка.
Ломик Фату не понадобился. Он без труда вытащил кусачками три гвоздя в боковой стенке тира: два небольших внизу и один — пятнадцатисантиметровый, которым доски прибивались к поперечному бруску посередине.
Генка прибежал, когда Фат успел раздвинуть доски настолько, что между ними можно было протиснуться.
— Идет! — на ходу шепнул Генка. — Сиди. Я к Сливе. Прибегу, когда можно будет!
Фат, подобрав инструмент, спрятался за одним из ларьков, на некотором расстоянии от тира. А Генка успел предупредить Сливу, чтобы зря не стучал калиткой, и засел с ним во дворе монастыря.
Сторож обошел всю площадь, проверяя замки на ларьках, и отправился в контору.
Контора должна бы закрываться на ночь, но зимой сторожам негде было греться, и у них всегда имелся ключ от нее.
У Сливы осталась прежняя задача. Генка побежал к Фату.
— Возьми пулек немного! — прошептал ему вдогонку Слива. Такая уж была у него странная натура: то он копейки чужой не возьмет, а то вот, пожалуйста, советует воровать — пока не сообразит, что к чему…
Фат протиснулся в щель между досками и зажег свечу.
Генка, обойдя вокруг тира, удостоверился, что наружу свет не проникает, и тоже влез в помещение, после чего щель сразу прикрыли какой-то фанерой из никчемных запасов Арсеньича.