Кстати, последний томик романа учительница Эмма Викторовна отняла у Сливы на уроке математики, велела прийти в школу с матерью. А это для Сливы что нож острый. Слива побежал каяться к полковнику. Полковник ничего ему не сказал, но приколол на грудь свои боевые ордена, которые всегда прикалывал, изредка выходя на улицу, и пошел в школу. Что он говорил Эмме Викторовне — осталось тайной, но дело о чтении на уроках тем и закончилось для Сливы.
Еще у полковника был патефон, а это просто великое изобретение, особенно если ставить пластинки с частушками или стихами.
Так и кажется, что сам Пушкин рассказывает для тебя.
Наконец, последним и едва ли не самым драгоценным богатством полковника была шашка в отделанных серебром ножнах «от командира Первой конной Буденного».
Семья полковника погибла во время войны, и жил он один на один со своими сокровищами.
Друзья, чтобы не надоедать ему, старались наведываться не очень часто, ну — раз в два дня примерно, а если каждый день, то ненадолго…
Генка постучал: сначала тихонько, потом громче, потом еще громче и совсем громко.
— Кто? — спросил полковник.
После ранения слышал он плохо, и стучать к нему надо было очень громко, но Генка, Фат и Слива из вежливости всегда стучали в три-четыре этапа: от самого тихого до самого громкого.
— Это я, Генка! — крикнул Генка.
Щелкнул замок.
— А, — сказал полковник, — соседи. Что-то вы забываете обо мне. Ну, рассаживайтесь или расстанавливайтесь. Словом, делайте что хотите. Есть какие-нибудь новости?
Правый глаз полковника наискосок перетягивала черная лента.
Фат, как бы невзначай, тут же оказался рядом с кроватью, над которой висела шашка, и незаметно потрогал пальцем серебряную чеканку. Генка и Слива пристроились на стульях возле книг.
— Это мы так… — сказал Генка. — Проведать. — Потом спохватился: — У меня к вам вопрос!
Фат и Слива разом вытаращились на Генку: подумать только — у человека имеется вопрос, а они даже не знали.
Генка поерзал на стуле, кашлянул, чтобы говорить громче.
— Понимаете, какое дело?..
— Нет, пока не понимаю, — ответил полковник.
— Может винтовка или, скажем, духовое ружье один раз стрелять точно, а второй раз мимо? Чтоб — по заказу.
Полковник опять не понял. Пришлось Генке рассказать всю сегодняшнюю историю сначала.
Полковник остановился перед ним спиной к окну, усмехнулся.
— Ружье тут, конечно, ни при чем. Но дело это явно нечистое. По-моему, Арсеньич этот попросту заманивает с твоей помощью пьяных. А какая меткость у пьяного?
— Бывают и трезвые, — решительно возразил Генка.
— Что ж… Иногда, возможно, рискует и Арсеньич. А возможно… Тут я не знаю, какую махинацию он способен придумать. Мишень, говоришь, близко?
— Да ведь я почти всегда попадаю! Редко — одно окошечко останется! — И Генка высказал то, что мучило его с утра больше всего: — Может, они сами вываливаются?..
Полковник шевельнул плечами.
— Не знаю. Это надо бы проверить. Но как вы проверите?
— А мы проверим! — неожиданно заявил Фат.
Теперь вытаращились Генка и Слива.
— Ну, что ж, желаю удачи! — сказал полковник. — Дело стоит того. А пока… Чаю хотите? Нет? Ну, хорошо. Напьемся попозже. Поскольку мы связаны взаимными обязательствами, вы сейчас сбегаете в военный городок за моим пайком. Вот, кстати, и устроим пир на весь мир. А у меня нынче что-то рука ноет.
Это друзья знали: время от времени у полковника нестерпимо ныла рука, которой не было. И раза два они уже ходили в военный городок за продуктами для полковника.
— Мы мигом! — обрадовался Генка.
Фат сунул руку в карман, проверяя, тут ли ножичек: мало ли…
Полковник выдвинул ящик стола, достал полевую сумку.
И когда он нагнулся над ней, Генке померещилось, будто в углу окна мелькнула чья-то физиономия. Генка даже привстал.