Я похлопал ее по плечу:
– Не говори так, будто нас покидаешь.
– О, я вовсе так не думаю. Я очень верю в доктора Кайлу. Она бы сказала, если бы мне настала пора подбивать бабки, сводить дебет с кредитом. Что, кстати, я планирую сделать.
– В таком случае это притча, урок?
Нана покачала головой:
– Не совсем. Просто байка из жизни, которую я тебе рассказываю, пока мы так приятно с тобой гуляем. Поезжай дальше, молодой человек. Продолжай путь. Ты не представляешь, какое наслаждение это мне доставляет. Нам надо чаще вот так выезжать. Например, каждое воскресенье, а? Как ты на это смотришь?
На протяжении всего пути до Виргинии и обратно мы ни разу не заговаривали о предстоящей Нане на следующий день операции. Она явно не хотела это обсуждать, и я с уважением отнесся к ее желанию. Но эта операция в ее возрасте пугала меня не меньше, чем любое расследуемое мною дело об убийстве. Нет, если честно, она пугала меня даже больше.
По возвращении домой я поднялся к себе и позвонил Джамилле. Она была на службе, но все равно мы проболтали почти час.
Потом я засел за компьютер. Впервые после возвращения из Джорджии я поднял свои записи по «Трем слепым мышатам». Как и прежде, в деле оставался один большой вопрос, от которого я не мог просто так отмахнуться. Я чувствовал потребность на него ответить, если смогу. Очень большое «если».
Кто стоял за теми троими?
Кто был главным убийцей?
Глава 102
Я так и уснул за письменным столом и проснулся в три часа ночи. Спустился в спальню и проспал еще пару часов. В пять зазвонил будильник.
Нане было предписано прибыть в больницу Сент-Энтониз к половине седьмого.
Доктор Коулз хотела, чтобы бабушку в тот день оперировали первой, пока весь персонал еще бодр и свеж и находится в полной боевой готовности. Тетушка Тия осталась дома с маленьким Алексом, но Дэймона и Дженни я взял с собой в больницу.
Мы уселись в больничном приемном покое характерного стерильного вида, который по-настоящему начал наполняться народом лишь около половины восьмого. Все люди в этой комнате выглядели нервными, взъерошенными, непоседливыми, но, думаю, мы там переживали больше всех.
– Сколько времени длится операция? – хотел знать Дэймон.
– Недолго. Впрочем, Нана могла пойти и не в первую очередь. Потерпи, Дэймон, не торопи события. Все в порядке. Это простая операция. Электрическая энергия подводится к утолщению в сердце в том месте, где сходятся предсердие и желудочек. Этот ток немного похож на тот, что в микроволновой печи. Он разомкнет перемычку между предсердиями и желудочками и прекратит лишние импульсы, которые вызывают у Наны аритмию. Понял? Не буду ручаться за медицинскую точность, но это очень близко к тому, что в действительности происходит.
– А Нана под наркозом или все видит и слышит? – интересовалась Дженни.
– Вероятно, видит и слышит. Ты же знаешь нашу Нану. Ей дали слабое успокоительное, а потом – местную анестезию.
– А если не подействует? – спросила Дженни.
Так мы перебрасывались репликами и ждали, взъерошенные, взбудораженные, испуганные, и все это продолжалось дольше, чем я предполагал. Я старался удержать мое воображение от написания мрачных картин. Стремился не отвлекаться от реальности, так сказать, «оставаться здесь и сейчас».
Я принялся вызывать в голове добрые воспоминания о Нане, и они были как маленькие молитвы. Думал о том, как много она для меня значит, но и для детей тоже. Никто из нас не был бы тем, что он есть, без преданной, беззаветной любви Наны, без ее веры в нас и даже без ее язвительного поддразнивания – как бы оно порой нас ни раздражало.
– Когда она появится? – Дженни встревоженно посмотрела на меня. Ее красивые карие глаза были полны сомнения и страха. Меня вдруг поразила мысль, что Нана была, по сути, матерью всем нам. Мама Нана была нам больше мамой, чем бабушкой.
– С ней все в порядке? – спросил Дэймон. – Что-то не так, папа? Тебе не кажется, что она там слишком долго?
К несчастью, я и сам так думал.
– С ней все хорошо, – сказал я детям.
Прошло еще немного времени. Оно тянулось медленно. Наконец я поднял глаза и увидел, что в приемный покой входит доктор Коулз. Я коротко втянул в себя воздух и постарался, чтобы дети не заметили, как я на самом деле внутренне трясусь.
И тут Кайла Коулз улыбнулась. Что это была за чудесная, восхитительная улыбка! Такой улыбки я не видел уже довольно долгое время.
– Она в порядке? – спросил я.
– В полном порядке, – ответила она. – Ваша бабушка сильная, несгибаемая леди. Она уже требует вас к себе.
Глава 103
Мы просидели час в послеоперационной палате, рядом с Наной, потом нас попросили уйти. Ей требовался отдых.
В то утро я закинул детей в школу около одиннадцати. Потом поехал домой, чтобы доделать еще кое-какую работу у себя в кабинете.
Я искал кое-что для Рона Бернса. То было одно странное, но любопытное дело, связанное с осужденными преступниками на сексуальной почве. В обмен, в качестве ответной любезности, он добыл мне кое-какие персональные досье на военнослужащих армии США, в которые мне хотелось взглянуть. Некоторые из них поступили из интернетовской базы данных вооруженных сил ACIRS и базы данных правоохранительных органов RISS, но большинство – прямо из Пентагона. Одним из объектов была диверсионная группа «Трое слепых мышат».
Кто был настоящим, первостепенным киллером? Кто отдавал приказы Томасу Старки? Кто санкционировал убийства? Почему мишенями, точнее, объектами подставы стали именно эти мужчины?
И самое главное: почему их подставляли вместо того, чтобы просто приказать «Троим слепым мышатам» их уничтожить? Состояла ли цель в их устрашении? В том, чтобы посеять в них смятение и страх оттого, что кто-то завладел правом распоряжаться их жизнью?
Одновременно я все продолжал думать о Нане, о ее силе и стойкости, о том, как бы мне ее не хватало, если бы этим утром что-то пошло не так. Ужасная, замешенная на чувстве вины фантазия продолжала крутиться в моем сознании – о том, что сейчас вдруг позвонит Кайла Коулз и скажет: «Мне очень жаль, Нана скончалась. Мы не можем понять, что произошло. Мне очень, очень жаль».
Но этот звонок так и не последовал, и я с головой ушел в работу. Завтра Нана будет дома. Необходимо было перестать о ней тревожиться и направить свои мозги на более полезные задачи.
Армейские досье были интересными, но почти столь же угнетающими, как и обследование ресурсов информационно-поисковой системы. Судя по всему, во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже имели место какие-то противозаконные акции со стороны военных. Армейские власти – по крайней мере судя по официальным документам – предпочли закрыть глаза на происшедшее и не слишком вникать в обстоятельства. Разумеется, там не существовало гражданских комиссий для рассмотрения жалоб на преступления военных, подобных тем, что расследуют неправомерные действия полиции. Пресса также никоим образом не имела возможности оценить, что происходит. Представители СМИ редко общались с семьями жертв в маленьких деревушках. Мало кто из американских журналистов в достаточной степени владел вьетнамским. Положительными и отрицательными последствиями этого было то, что армии порой приходилось вышибать клин клином. Возможно, то был единственно эффективный способ победить партизанщину. Но я по-прежнему не знал, какие конкретные события стали в последние годы причиной расследуемых нами убийств на территории Соединенных Штатов.
Я провел несколько изнурительных часов, просматривая новые архивные записи, касающиеся полковника Томаса Старки, капитана Браунли Харриса и сержанта Уоррена Гриффина. Я увидел, что вся их армейская карьера была образцово-показательной, по крайней мере на бумаге. Я проследил содержание их послужных списков назад, включая вьетнамский период, и всюду сохранялась та же картина. Старки был заслуженным, удостоенным многочисленных наград офицером; Харрис и Гриффин тоже были отличными солдатами. В послужных списках не было ничего о зверствах и терактах, которые совершало это трио во Вьетнаме. Ни единого слова.