Ее улыбка была робкой и нерешительной, но это уже было утешением. Она встала, глядя на меня, затем снова прикусила губу:
— Я… я, наверное, требую от вас слишком многого… Мы едва знакомы, и, может быть, вы теперь не захотите вмешиваться во все это… После того, что произошло… И вот эти люди…
— Хватит! Я уже замешан в это по самые уши, так что нечего об этом толковать. Кроме того, — я посмотрел на бесчувственных бандитов, распростертых на полу, — сдается мне, что ваши заботы являются одновременно и моими. И это, клянусь вам, меня вполне устраивает!
Я не знаю, что на нее повлияло. Она слишком долго сдерживала слезы, изо всех сил старалась не потерять контроль над собой, заставила себя сесть за руль, примчаться сюда и рассказать эту ужасную историю… А теперь после всех этих мытарств, почувствовав тепло и поддержку, не выдержала…
Огромные черные глаза ее переполнились слезами, которые постепенно, капля за каплей, стали переливаться через край. Затем они потекли небольшой струйкой, потом ручейком и наконец превратились в настоящий поток! Она бросилась мне на грудь, рыдая и дрожа всем телом, пряча лицо у меня на плече и размазывая краску и помаду по белым отворотам моего пиджака.
Я легонько обнял ее и прижал к себе. Все было нормально и естественно. Я должен был ее поддержать и успокоить. Но даже сейчас я ловил себя на том, что мне приятно держать в объятиях ее сотрясающееся в рыданиях тело, ощущать ее лицо у себя на плече, ее волосы, касающиеся моей щеки, вдыхать тонкий аромат ее духов, чувствовать ее большую мягкую грудь, прижимающуюся к моей груди, и теплое податливое тело под моей рукой… Может быть сейчас, спустя несколько минут после жестокого и хладнокровного убийства ее брата, здесь, в комнате, где на полу все еще валялись распростертые тела двух убийц, мне следовало думать только о ее и своих заботах. Но вперемешку с этими мыслями я не мог не думать о том, как было бы приятно сжимать в своих объятиях Эллен вот так, как сейчас, если бы не было ни забот, ни тревог, ни опасностей, ничего, кроме нас двоих…
Спустя несколько долгих минут ее рыдания прекратились. Эллен глубоко, прерывисто вздохнула и посмотрела на меня.
— Спасибо…
Всего одно слово, мягкое, тихое, чуть хрипловатое…
Я не сказал ничего и несколько мгновений продолжал прижимать ее к себе, потом отпустил.
— О, нет, нет! — воскликнула она. — Не отпускайте меня, Шелл! Я боюсь, боюсь… Прижмите меня крепче, прошу вас!..
Должно быть, я совсем забыл, где я и что со мной, забыл обо всем происходящем, забыл о двух тяжело хрипящих бандитах на полу, забыл даже о том, что нахожусь на грешной земле… Иначе бы не произошло того, что случилось потом. Может быть, это было к лучшему, но в тот момент я просто не успел этого сообразить. Потому что внезапно что-то грохнуло, раздался залп нечленораздельных возгласов и междометий, и я почувствовал, что меня бьют по голове. На меня посыпалось столько ударов и по такому разнообразному количеству мест, что на какое-то жуткое мгновение я вообразил, что оба бандита вскочили мне на плечи и принялись драться и кусаться, словно дикие кошки.
Но потом, когда я обернулся, все стало на свои места. Грохнула дверь, открытая Банни. Залп возгласов представлял собой словесные упражнения той же Банни. Дралась и царапалась — вы уже угадали — опять-таки Банни.
И вот Банни стояла передо мной всего в каком-нибудь ярде. Она вся пылала от негодования. Сердито топнув ногой, она драматическим жестом наставила на меня указательный палец.
— Вы! — воскликнула она.
Она снова топнула ногой и торжественно изрекла:
— Вы — двоеженец!
Глава 7
Она назвала меня двоеженцем! Я так растерялся, что на какую-то долю секунды всерьез поверил в это.
— Эй, перестаньте, — сказал я. — Банни, опомнитесь! Ну же, Банни!
Я медленно пятился назад, прикрывая голову руками, а она продолжала наступать, придумывая все новые эпитеты, способные в какой-то мере охарактеризовать ту бездну мерзости и порока, в которую я погружался все глубже и глубже.
Эллен смотрела на эту сцену широко открытыми глазами, раскрыв рот от удивления. Банни сверкнула взглядом на нее, затем метнула молнии на меня, потом снова на нее. Затем медленно повернула голову и окончательно произнесла, пронзила меня насквозь.
— Та-ак… Вот оно что! Совсем как в прошлый раз: «Мне надо торопиться, Банни! Деловое свидание, Банни! Подождите меня здесь, Банни! Оставайтесь в машине, Банни!»
Она вся дрожала от ярости.
— Банни, но ведь вы ничего не понимаете.
— Ах вот как! Я не понимаю!
— Ради бога, что это значит? — растерянно проговорила Эллен.
Мысли метались у меня в мозгу, и, должен признаться, что на этот раз им там было достаточно просторно. Наконец я пришел в себя.
— Взгляните, Банни, сюда! — сказал я.
Я указал ей на двух парней, лежащих на полу.
Она посмотрела, нахмурилась и немного приутихла. Самую чуточку.
— Кто это? — фыркнула она. — Ее предыдущие кавалеры?
— Эта пара пыталась убить меня несколько минут назад. Поверьте мне: когда меня пытаются убить, я забываю все на свете.
Она нахмурилась сильнее.
— Как это они собирались убить вас?
— Ножом, — я кивнул на кофейный столик. — А если бы нож не помог, то с помощью этих двух пистолетов, я полагаю.
Нож и пистолеты лежали на виду вместе с пружинным кастетом, а все это вместе взятое должно было представлять убедительное зрелище. Но Банни далеко не так просто было убедить.
Она взглянула на Эллен и, не сводя с нее глаз, спросила:
— А чем она собиралась убить вас? Каким пистолетом собиралась она воспользоваться?
Тут-то она меня и поймала. Честно говоря, мне почти удалось выкрутиться благодаря двум пистолетам. Но не мог же я сказать Банни, что мы с Эллен танцевали под воображаемую музыку!
Наступило неловкое молчание. Но тут в поединок вступила Эллен:
— Только что убили моего брата. Я пришла к мистеру Скотту за помощью. И я… кажется… я разревелась…
Выражение лица Банни мгновенно изменилось.
— Ваш брат? О вы, бедняжка! Простите меня, ради бога! Я вела себя так низко…
Мне показалось, что настал как раз подходящий момент, чтобы поскорее покончить с этим делом. Двое бандитов на полу должны были вот-вот очухаться, а я не мог бесконечно бить их по головам, как звонарь в колокол. У меня и без того было много дел и пора было уже за них приниматься. Не говоря уже о том, что спать мне сегодня ночью не придется. Впрочем, было уже утро, и первые лучи солнца вот-вот должны были проглянуть сквозь окна моей спальни.
— Эллен, — сказал я, — познакомьтесь: это Бернайс Уэйд. Банни, Эллен Эмерсон. Когда-нибудь, может быть, нам удастся собраться здесь всем вместе и… — тут мне отказало воображение. Перспектива сидеть втроем в моей комнате и болтать о пустяках никак меня не вдохновляла. А тут еще Банни изрекла:
— Да, Эллен, дорогая! Я плавала там, в воде, совершенно голая — можете себе представить? И Шелл был так мил, что бросил мне веревочную лестницу!..
Мое воображение совершенно отказывалось работать!
— Послушайте, — сказал я. — Вам пора уходить. Э… я хочу сказать, пока сюда не явились копы. Я должен позвонить в полицию.
— А что я должна делать? — спросила меня Эллен.
— Ничего. Сидите дома и не говорите никому о том, что вы сказали мне. Понимаете, если они узнают, это может быть… э… очень опасным для вас. Они начнут вас разыскивать.
— Да. Я думала об этой стороне дела, но я понимаю. О'кей! И… благодарю вас, Шелл. Когда я снова получу от вас известия?
— Как только будет о чем сообщить…
Из нашего предыдущего телефонного разговора я уже знал ее домашний адрес и номер телефона.
— Во всяком случае, сегодня днем мне необходимо будет с вами побеседовать.
Это было действительно необходимо. У меня все еще оставался целый ряд вопросов, которые я хотел задать ей. И Банни тоже. Но сейчас было не до этого. Я обернулся к Банни: