Это была довольно странная просьба, но я не имел ничего против ее выполнения. На полках лежали самые разнообразные образцы библиографического жанра: книги, отдельные страницы, свитки пергамента, старые рукописи, написанные на чем-то, что было, по-моему, папирусом. Один предмет обратил на себя мое внимание больше, чем остальные. Он был прямоугольной формы, узкий и длинный, покрытый богато вышитой тканью.
Я взял предмет и протянул его Сильверману.
— Это годится?
Он взял его у меня, странно усмехаясь.
— Великолепный выбор! Можно даже сказать — вдохновенный! — С этими словами он развернул материю и обнажил свою книгу или что это там было.
— Это досталось мне из Южной Индии, мистер Скотт, — продолжал он. — Перед вами древнейший манускрипт, написанный на пальмовых листьях, который, как я полагаю, содержит врачебные и другие секреты индусских браминов. Рукопись очень старая и очень дорогая. Практически она не имеет цены. Одни дощечки, предохраняющие листья, сами по себе бесценны. Посмотрите на нее, если интересуетесь.
Он буквально поймал меня на крючок. Я не из тех, кто падает в обморок при виде первого издания редкого собрания куплетов леди Чамм, но я заинтересовался.
— Как ни странно, — продолжал он, вручая мне манускрипт, — но, пожалуй, больше всего меня интересует искусство и литература Индии. Мне приходилось бывать в величественных пещерах Эллоры, в храмах Элефанта…
Я разглядывал манускрипт со все возрастающим интересом. «Дощечки», о которых он упомянул, представляли собой тоненькие деревянные пластинки наподобие тех, что употребляются при фанеровке мебели, но значительно тоньше. Между ними заключались сухие листья, испещренные загадочными письменами. Верхняя дощечка, «обложка», сделанная с изумительным мастерством, была украшена тончайшей резьбой и сверкала всеми цветами радуги. Даже мне, профану, это чудо показалось совершенно потрясающим, и я с легкостью поверил, что ему нет цены.
Манускрипт был очень стар. Краски, хотя и сохраняли до сих пор свой живой и яркий колер, кое-где поистерлись, потрескались и осыпались. На обложке были изображены пять сидящих фигур: четверо мужчин по краям в позах, напоминающих различные упражнения йогов, и в центре молодая индианка, сидящая со скрещенными ногами, упершись руками в бедра. Почти весь «фон» был золотым, и только по краям «обложки» шел тоненький бордюр из зеленых листочков, переплетенных между собой в причудливых комбинациях.
— Каждая страница тоже иллюстрирована, мистер Скотт, — сказал Сильверман. — В этом манускрипте семь листов. Между прочим, надписи здесь на санскрите.
Я осторожно приподнял обложку и посмотрел на первый лист под ней. Он был также украшен цветными картинками, представлявшими собой маленькие аккуратные фигурки, по обеим сторонам от которых ровными рядами располагались странные черные грациозные письмена, очень похожие на китайские иероглифы. Они скорее смахивали на рисунки, чем на слова.
— Это в самом деле написано на листьях? — спросил я.
— Да, на пальмовых листьях. Для подобных манускриптов использовались разные листья. Самый древний из известных мне написан на березовой коре и датирован пятым столетием до нашей эры. Но это именно пальмовые листья, — он сделал паузу. — Обратите внимание, как аккуратно выписаны буквы. Они сделаны стилом и затем вычерчены сажей. Поверите ли, мистер Скотт, манускрипты, значительно менее ценные, чем тот, что вы держите в руках, считаются святынями в Индии. Там их буквально боготворят и скорее согласятся умереть, чем отдать в чужие руки.
Я вернул ему манускрипт обратно.
— Почти как рукописи Мертвого моря?
— В некоторых случаях, да. Очень удачная параллель.
На мгновение я забыл, зачем я сюда пришел и чем закончилась наша беседа. Поэтому я сказал:
— Что ж, это все очень любопытно… но…
Он схватил манускрипт за края и поднял его перед собой в воздух. Я вдруг понял, что он собирается делать, и похолодел.
— Нет!.. — завопил я, пытаясь схватить его за руки, но было поздно.
Легким движением Сильверман переломил манускрипт о колено. Звук ломающихся деревянных пластин и рвущихся листов показался мне громким, как выстрел. Кусочки краски — красные, голубые, зеленые, золотые посыпались на ковер и усеяли его черные брюки, когда он опустил ногу на пол.
Я буквально потерял дар речи. Я пытался что-то сказать, но не мог, физически не в состоянии был произнести ни единого слова.
Сильверман ухватился за разорванные пальмовые листья книги и вырвал их из деревянного переплета, отбросив на ковер его обломки. Затем он обернулся ко мне с приятной улыбкой на лице:
— Я точно не знаю, сколько лет этому манускрипту… э… было. Я знаю только, что он пролежал несколько столетий в одном из индийских монастырей, прежде чем попал ко мне.
Говоря это, он медленно разорвал листы на части, сложил их все вместе и сжал в обеих руках, сминая ровные строчки санскритских букв и разноцветные фигурки рисунков.
Затем он растер все это между ладонями и усыпал ковер тонкой сухой пылью и мелкими обрывками листьев.
Я стоял, безмолвно уставившись на него. Наконец мне удалось с трудом выдавить из себя:
— Это… это безумие! — медленно проговорил я. — Это же бесчеловечно!
— Вовсе нет. Мир весьма человечен, мистер Скотт! Надеюсь, мне нет нужды разъяснять вам мою точку зрения?
Я повернулся и пошел к выходу. На полдороге я остановился, обернулся и посмотрел в лицо Сильверману.
— Вы очень старались, приятель! — сказал я ему. — Даже более того. По-моему, вы самую малость перестарались…
Я помолчал, наблюдая, как его лицо приняло недоумевающее выражение, затем продолжил:
— Вы слишком усердно пытались напугать меня, Сильверман. Сдается мне, что я искал убийц Велдена не там, где следовало. Вероятно, мне надо было начать в первую очередь с вас.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, но, тем не менее, выражение его изменилось. Черты его не исказились, но тоненькие морщинки у глаз и губ, которых я прежде не замечал, внезапно вырисовались резко и отчетливо.
Наши глаза встретились, и мы некоторое время в упор глядели друг на друга. Затем губы его сжались, и он мягко произнес:
— Вы идиот!.. Вон отсюда!
Я не пожелал ему спокойной ночи, просто повернулся и вышел. Сильверман не провожал меня до дверей. Я открыл их сам.
Глава 15
Было около половины третьего, когда я встал, вышел в гостиную и удобно устроился на диване, пока Эллен возилась на маленькой кухоньке, что-то напевая себе под нос. Через час я заставил себя проглотить четыре ложки овсяной каши, запил все это черным кофе и был готов идти.
Но прежде чем покинуть гостеприимный «Стьювезент», я позвонил в Центральное бюро убийств. Когда я представился сержанту, ответившему на мой звонок, телефонная трубка рявкнула густым полицейским басом:
— Где вы пропадаете? Капитан все утро разыскивает вас!
— Я… вне пределов досягаемости. А что случилось с Сэмом?
Через минуту голос Сэмсона произнес:
— Шелл?
— Ага! В чем дело?
— Где тебя черти носят? Я обзвонил твою контору, квартиру и сотню-другую разных мест, где ты любишь околачиваться. Я уже подумал, что ты наконец позволил себя пристукнуть!
— Я был на новом месте, о котором ты еще не знаешь. А к чему эта паника?
— Никакой паники! Но, видишь ли, у меня имеется кое-что любопытное для тебя. Неожиданно усилился нажим сверху, и, кажется, все это вертится вокруг твоей персоны. В основном-то это, конечно, простые сплетни, но некоторая доля является вполне официальной. Убийство Велдена вызвало значительно больший интерес, чем следовало ожидать, и некоторые личности очень не любят тебя сегодня.
— Многие личности не любили меня еще вчера.
— Это другое дело. Недавно мне позвонил один комиссар полиции — он сам позвонил мне, чувствуешь? — и принялся задавать всякие вопросы о тебе, словно на викторине…