— Ловкач… — процедил он. — Я слышал, ты ловкий парень, тертая бестия! — Он явно напрашивался на неприятности. — На «Сринагаре» нет места для частного шпиона, — продолжал он. — Слышишь, ты? Особенно для тебя!
— Что же, если места нет, придется, видно, мне самому его расчистить, — я сделал глубокий вздох, стараясь говорить спокойно и не повышать голоса. — Так что пока!
— Да, вот именно, пока! Ты уберешься отсюда, ищейка, понял? — Он зло сощурил глаза, так что его прямые черные брови сошлись на переносице и нависли над щелочками глаз. — Но прежде ты расскажешь мне, что тебя привело сюда именно сегодня.
— А что такого особенного в сегодняшнем вечере?
Он прикусил губу.
— Не твое дело. Ты как, уберешься отсюда спокойно, на катере, или предпочитаешь просто отправиться за борт?
— Что-то ты не очень похож на шкипера этой посудины. Или на хозяина яхты. Или на того, кто может выбросить меня за борт, если уж речь зашла об этом. Так что я, пожалуй, лучше подожду, пока кто-нибудь другой предложит мне убраться.
Я полагался на интуицию. Он вполне мог оказаться владельцем яхты или обладать определенным авторитетом на борту. Но какое-то шестое чувство подсказывало мне, что он просто надутый пижон, выставляющий свое «я». Почему — не знаю.
Он медленно выругался и сказал:
— Предположим, что я знакомый моего знакомого. И я говорю тебе: «убирайся!»
Мне он уже начал надоедать. Такие типы надоедают мне очень быстро. Я сжал пальцы в кулак и почувствовал, что держу в руках купальник. Я совсем забыл об этом. Я машинально взглянул на него, и мой собеседник сделал то же самое.
— Это еще что… — вырвалось у него.
Он быстро нагнулся и дернул за кусочек материи, высовывающийся у меня из кулака. Красные и белые полоски выскользнули у меня из пальцев. Он изумленно уставился на них, затем обернулся ко мне:
— Что это значит, ты, ублюдок? Это бикини Банни! Какого черта ты делаешь с ее купальником?
Он еще не знал, что это был последний раз, когда он повысил голос на меня. Я мягко произнес:
— Следи за своими выражениями, приятель, не то я прополощу тебе рот твоими собственными зубами. И кто такая Банни?
Он не ответил. Он неожиданно развернулся и бросился на меня. Не просто примитивным ударом правой наотмашь, нет, удар был далеко не примитивным и вовсе не справа. Это был искусный хук левой, резко и уверенно направленный в мою челюсть, и все его сухощавое тело в грациозном развороте молниеносно устремилось за его руками.
Я не то чтобы полностью уклонился от удара. Я только быстро повернул голову влево, словно из-за моего плеча неожиданно вылетела птичка, и чуть-чуть отшатнулся назад так, что его кулак, нацеленный мне в подбородок, скользнул вхолостую ниже моей челюсти. И тут-то я до него добрался!
За мою короткую жизнь меня били всем, кроме фордовской полуоси, что помогло мне развить в себе определенное количество устойчивых автоматических рефлексов.
Когда его кулак пронесся мимо моего лица, я поднял обе руки, поймал его запястье в изгиб моего левого предплечья и резко дернул на себя, а правой рукой одновременно слегка подтолкнул его локоть. Я отчетливо слышал, как хрустнул сустав. Он не был сломан — пока не был, но кости и сухожилия, изгибаемые в неестественном направлении, ощутимо запротестовали. Он тоже.
Это не был громкий крик. Это был скорее сдавленный стон боли и неожиданности. Я продолжал нажимать на его локоть, следуя за его телом, изогнувшимся под прямым углом к палубе. Его правая рука была свободна и висела вдоль тела, как плеть. Он не мог ею воспользоваться, не сломав при этом левую руку. Впрочем, сейчас ему было не до этого.
Он медленно наклонился вперед, хрипло ругаясь сквозь стиснутые зубы. Ноги его подкосились, и он тяжело рухнул на правое колено. Но он все еще не сдавался и не просил пощады, хотя его ястребиное лицо было искажено гримасой боли. Яростные проклятия вместе со стонами и брызгами слюны срывались с его губ.
— Приятель, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно приветливее. — В течение каких-нибудь пяти секунд я могу переломать тебе все твои верхние и нижние конечности, так что, кроме тебя самого, у тебя ничего не останется. Поэтому закрой плевательницу и успокойся.
Я заставил его еще немного наклониться вперед, и он замолчал.
Я продержал его в таком положении достаточно долго, чтобы он запомнил все как следует, затем отпустил его и выпрямился. С минуту его рука висела в воздухе в том же положении, как он ее оставил, потом он медленно перевел ее на грудь и прижал к себе правой рукой. Тяжело дыша, он поднялся с колен и злобно взглянул мне в лицо.
— О'кей, Скотт, — сказал он, — о'кей…
Он проглотил комок, застрявший у него в горле.
— Запомни, ты сам захотел этого, Скотт. — Он прерывисто вздохнул, словно боль и ненависть мешали ему дышать, и добавил: — И ты это получишь!
Глава 3
Парень с ястребиным лицом повернулся и отправился прочь, прижимая к груди свою левую руку. Некоторое время я смотрел, как он шел, теряясь в догадках, что бы это все значило. Затем я наклонился и подобрал с палубы два клочка материи, которые привели его в такую ярость. Он уронил их в самом начале операции по перегибанию локтя в обратную сторону. Выпрямившись, я собрался было уже продолжить свой путь на нос, когда легкий шум за моей спиной заставил меня резко повернуться и остолбенеть от неожиданности.
Передо мной стояла девушка в белом платье. Я совсем забыл о том, что видел, как она сошла с площадки для танцев в этот полутемный проход. Она должна была стоять совсем недалеко во время моих атлетических упражнений с «ястребиным лицом».
— Здравствуйте, мистер Скотт, — проговорила она. — Я — Эллен Эмерсон.
Это был тот же поразительно приятный голос, который я слышал по телефону. Но теперь, не искаженный никакими механическими и электрическими помехами, мягко слетающий с ее губ, он был похож на нежную ласку, ленивый шепот неги между двумя поцелуями, голос, созданный для полуночи, коктейлей и тихой музыки.
— Вы можете мне поверить, — сказал я, — но я все время надеялся, что вы — это вы. Хелло!
— Хелло!
— Но мои надежды уже начали таять. Когда вы подошли ко мне раньше, я решил, что вы — хозяйка «Сринагара» или нечто в этом роде.
Она улыбнулась. Но еще до улыбки я заметил, что уголки ее плавно очерченного рта слегка приподнимались кверху, прячась в мягких ямочках на нежных щеках, словно ее алые губки всегда были готовы к улыбке. Здесь было достаточно света, чтобы, стоя так близко от нее, я мог видеть отчетливо ее лицо, полураскрытые губы, слегка выступающие скулы и темные глаза. Особенно глаза. Они были большие и тенистые, глубокие и темные, как глаза дочерей Индостана, глянцевитые и горящие теплым внутренним светом, словно подсвеченные изнутри. Я снова подумал об огне, закованном в лед, но теперь, когда я был так близко от нее, слой льда показался мне очень тонким.
— Тем не менее, я счастлив, что вы вместо этого оказались моей клиенткой, — сказал я. — Или это уже не так?
— Нет, почему же, конечно! Во всяком случае, я не теряю надежды на то, что вы поможете мне разобраться в том, что меня интересует. — Она сделала паузу. — Этот человек, ну, тот, которого вы только что… успокоили, он знает, кто вы, да?
— Но это знает и множество других людей. И у него нет никаких оснований, чтобы заподозрить какую-нибудь Связь между нами. К тому же, я надеюсь, что он надлежащим образом утихомирен.
— Должно быть! Это было сделано мастерски, мистер Скотт!
— Шелл!
— Ладно, Шелл. Это было зрелище совсем не для женских глаз… но в силу особых обстоятельств, Шелл, я очень рада, что увидела вас в действии, — она улыбнулась. — Вы в самом деле вызываете к себе доверие!
Я просиял. Эта крошка была поистине очаровательна! Не просто хорошенькая, а по-настоящему женственная в полном и настоящем смысле этого слова!