— Ты опять шутишь?
— Не во всём. Нельзя, чтобы племя разделилось. А просто позволить тебе бросить Андрея — это уничтожить некоторые вариации генома, которые в будущем могут понадобиться.
— Да что вы заладили: геном, геном! Что ты, что Ольга!
Ирина пнула ножку стола и зашипела от боли.
Михаил замер, не зная, как себя вести. Хотелось приласкать маленькую девушку, как котёнка. Погладить раненую лапку. Но он ведь действительно уже не малолетний пацан, чтобы млеть от девичьей красоты. Или это уже другая категория? Седина в бороду — бес в ребро? Так вроде не седой ещё. В их семье седеют и лысеют уже далеко за семьдесят. Даже не лысеют, а так — проплешины появляются. Чем Михаил немного гордился — приятно иметь родной цвет волос и шевелюру, когда остальные уже седые или лысые, как колено. Хотя, чего гордиться тем, в чём нет твоего участия?
Прошло уже несколько минут, а Ирина всё ещё морщилась от боли. После удара она принялась с остервенением мусолить скребком шкуру. Михаил остановил её, положив руки сверху.
— Действительно больно?
— Угу…
У девушки уже показались слёзы. Хотя, от физической боли или от душевной, как результат их разговора, он не смог бы понять никогда. Женщины для него оставались сплошной загадкой.
— Давай сюда.
Михаил осторожно потыкал на своде стопы, прямо сквозь кроссовок. Ирина зашипела.
— Вот почему сегодня не надела берцы? Не было бы никакой травмы.
— Они тяжёлые. Знаешь, как устала за эти дни? И ноги преют.
— Теперь поздно, придётся терпеть.
Он полностью расшнуровал обувь и медленно потянул за пятку, придерживая, чтобы пальцы остались в том же положении. Кроссовок и короткий носочек улетели под стол, а парочка уставилась на опухший и побагровевший палец.
— Что могу сказать. Пациент определённо жив.
– *ля! Можно без шуточек?! Больно ведь… Извини…
— Да ладно. Знаешь, где больше матерятся?
— Где?
— В бухгалтерии, конечно. Женщины не стесняются женщин. А вот мужики чаще себя останавливают.
— Да ладно! Соврал ведь про бухгалтерию. Уй!
— Не совсем. Так, хватит рассуждать. Надо сначала снять опухоль и боль. Хорошо, что ты воды принесла. Давай, ногу сувай.
Когда конечность погрузилась в ледяную воду, Михаил вернулся к прерванному занятию.
— И что, ты так и будешь спокойно заниматься шкурой, когда я раненная сижу?
— А что изменится, если я буду или не буду скоблить? Тебе всё равно надо охладить ушиб.
— Ну-у-у, — Ирина закатила глаза. — А посопереживать?
— Так я же псих.
— Точно… Блин, удобно. Ведёшь себя, как хочешь, а если что — я псих. Надо так же попробовать.
— Этого надо с детства добиваться. Чуть что — лезть в драку, кусаться, царапаться. Чтобы все отстали от тебя — чего с психа возьмёшь?
— И что? Ты так делал?
— Нет, конечно. Это так — фантазии на тему.
— Да ну тебя! Опять шутишь. Лучше скажи. Ты говорил, что пока рано. А когда не рано?
— Вот когда Ольга скажет, тогда и не рано. У неё есть план.
— Что ты заладил: Ольга, Ольга! Ты что — не мужик?
— Не-а… — Беззаботно мотнул головой Михаил.
— Чего?
Ирина не поверила, а Михаил продолжил:
— Мужики в поле пашут. А я считаю себя мужчиной, мужем. А насчёт ситуации… Старую присказку знаешь? Муж — голова, а жена — шея. Куда шея повернётся, туда и голова смотрит. Народная мудрость, однако!
В своей привычной шуточной манере он поднял указательный палец.
— То есть, вы с Ольгой решили заморить меня, пока я не разлюблю тебя? Так вот — я не разлюблю! Я упрямая!
— Это хорошо, что упрямая. Я и сам упрямый. Все люди упрямые. Иначе человечество не выжило бы. А бесхребетные, пацифисты и толерасты появились только в последнее время.
— А при чём здесь толерантность?
— Как слово переводится? Помнишь?
— Э-э-э… Нет…
— Терпимость. А нам в первобытном обществе нельзя быть терпилами.
— Вот и не будь им. Возьми своё. В смысле — меня.
— Так… Уела… Ты случайно, не на философском училась?
— Не-а. На архитектора. Только я не доучилась.
— Какие нынче архитекторы пошли — в дебатах могут разделать под орех. Ещё раз говорю. Не нужно в этом спешить. Если просто тебя «взять», то получится раскол. Поэтому у Ольги есть план.
— И какой? Да, а почему ты так официально — Ольга? Ведь вроде муж с женой, должны нежно друг друга называть.
— А мы называем, наедине, внутри семьи.
— Я тоже семья!
Мужчина аж поперхнулся.
— Давай как-нибудь потом продолжим…