Я не мог — и не хотел — разрушать границы, которые были установлены почти десятилетием и твердыми напоминаниями семьи.
Да, Кэт была красивой женщиной. Но, как я и говорил себе в самом начале, после того, как моя семья практически удочерила ее, Кэт была для меня недоступна. Один-единственный ужин с ребрышками и поездка в Орегон этого не изменят.
Я винил во всем «Гаррис Суппер Клаб» и «Империал Инн». Этот чертов мотель. Сегодня вечером, я уверен, мы остановимся где-нибудь получше. В отеле с работающими будильниками и приличными полотенцами. Большими полотенцами. Те огрызки, которые были у них в «Империал», были чертовой шуткой.
Потому что, возможно, если бы этим утром я не увидел, как Кэт прижимает к своему обнаженному, мокрому телу обрывок махровой ткани, я бы не был так очарован ее коленями. Мне было бы легче помнить, что она была под запретом.
Пошли вы, полотенца.
Этим утром я проснулся в свое обычное время, около половины шестого. Принял душ и сделал все возможное, чтобы избавиться от мыслей об ужине, который не был свиданием. Затем я оделся, собрал сумку и отправился в номер Кэтрин.
Я постучал один раз и подождал. Затем еще раз. После третьего раза, когда никто не ответил, я уже был готов вышибить дверь, когда послышались ее шаги, она побежала к засову и цепочке.
Кэт распахнула дверь, и у меня пересохло во рту.
Этот образ отпечатался в моем сознании, как клеймо на бычьей шкуре, и остался там навсегда.
С ее волос стекала вода, темные пряди блестящими каплями падали на кожу. Они ниспадали ей на плечи, спускались по линии шеи и ключиц. Они пробежались по округлостям ее грудей, исчезая под полотенцем.
Ее лицо было чистым, а щеки раскраснелись, как будто она только что приняла душ и побежала открывать дверь.
Она бормотала что-то о будильнике, о том, что ее телефон не заряжен, и о том, что она поздно легла спать. Ее слова были бессвязными, произнесенными так быстро, что не доходили до моего сознания, но я с отчетливой ясностью помнил, как двигались ее губы, мягкие, розовые и сочные. Рука, в которой она не держала полотенце, взмахнула в воздухе, когда она говорила, и от этого движения махровая ткань на ее левой груди соскользнула и показался намек на ареолу. Подол полотенца едва прикрывал ее упругие ягодицы, когда она бросилась к шкафу, чтобы достать какую-нибудь одежду, но только для того, чтобы скрыться в ванной и одеться.
Я заставил себя закрыть дверь ее гостиничного номера, она — внутри, я — снаружи, и вдохнуть немного свежего воздуха, пытаясь взять свой стояк под контроль.
У меня встал из-за Кэт. Моей Кэт. Кэтрин Гейтс, моей невероятно сексуальной, невероятно запретной лучшей подруги.
Кэт ездила со мной и несколькими приятелями на озеро, кататься на семейной лодке по редким летним выходным. Многим друзьям я угрожал утоплением из-за того, что они пялились на нее в бикини.
Я видел ее и без этого полотенца. Я бесчисленное количество раз видел ее после душа. Конечно, обычно на ней был чудовищный халат цвета лаванды, который моя мама купила ей на Рождество несколько лет назад. Он закрывал ее от шеи до икр, но все равно это был наряд после душа.
Но черт бы побрал это полотенце.
Я хотел снять его с ее тела и попробовать на вкус ее губы, убедиться самому, такие же ли они сладкие, чистые и непорочные, как капельки воды, прилипшие к ее коже.
Это было безумие. Черт, я сходил с ума.
И у меня снова встал.
Сукин сын.
— Хочешь, я поведу? — спросила она, ерзая на сиденье. Она поджала одну лодыжку под другое колено, и в таком положении я мог видеть ее длинное, стройное бедро.
Мои глаза остановились на желтой пунктирной линии, которая делила асфальт пополам. Я отказывался смотреть на ее ногу.
— Нет.
— Хорошо. — Она вытащила четвертак из металлической банки, куда мы его положили.
Впереди показалась табличка, указывающая, что мы находимся примерно в десяти милях от следующего города и автомагистрали между штатами. Айдахо уже давно не было видно, очевидно, вместе с моим самообладанием. Мы были в Вашингтоне и направлялись на юг.
— Давай подбросим, чтобы посмотреть, прямо нам ехать или повернуть.
— Хорошо, — кивнул я. — Орел — мы держим курс на юг. Решка — едем на восток или на запад. Подбросим монету дважды и тогда решим.
Монета покрутилась над ее коленями и с легким стуком упала ей на ладонь. Она хлопнула по ней тыльной стороной ладони.