— Даже если бы я васъ очень, очень объ этомъ просилъ? вкрадчиво и мягко проговорилъ нашъ Донъ-Жуанъ, глядя на нее не отрываясь.
Некрасивое лице бѣдной дѣвы слабо зарумянилось подъ этимъ неуступчивымъ взглядомъ.
— Боже мой, отвѣчала она не сразу и какъ бы перемогая пронимавшую ее дрожь, — какой вы удивительный человѣкъ!.. Къ чему вамъ я!.. Заставьте… — вы все можете! вырвалось у нея, — заставьте играть эту безстыдную дѣвчонку, отъ которой вы уже безъ ума! И она презрительнымъ движеніемъ указала на востроглазую барышню, медленно подвигавшуюся къ-сценѣ объ руку съ княземъ Ларіономъ.
— Я безъ ума! невиннѣйшимъ тономъ воскликнулъ Ашанинъ;- помилуйте, я въ первый разъ отъ роду вижу ее сегодня, и даже кто она, — не знаю…
— Она дочь здѣшняго исправника Акулина, нехотя объявила Надежда Ѳедоровна.
— И, какъ кажется по части князь-Ларіонъ Васильевича… не договорилъ Ашанинъ.
— Какъ видите! Я и не воображала никогда, воскликнула перезрѣлая дѣвица, — чтобы можно было быть такою дерзкою кокеткой въ ея годы!..
— Что-же, это не дурно, Надежда Ѳедоровна!
— Да, съ горечью возразила она, — я знаю, вамъ такія нужны, только такія и нравятся!
— И такія нужны, и такія, это точно! поддакнулъ онъ, поддразнивая ее.
— Знаете, заговорила она послѣ минутнаго молчанія, страстно и въ тоже время злобно взглянувъ на него, — я не понимаю какъ можетъ женщина рѣшиться полюбить васъ!
— Такъ никто-же изъ нихъ и не рѣшается, Надежда Ѳедоровна! смиренно вздохнулъ на это Ашанинъ, — вы сами знаете, ну, кто меня любитъ?…
— Подите вы отъ меня! проговорила она, отворачиваясь — и невольно усмѣхнулась.
— А все же вы Гертруду играть будете! заключилъ онъ, торжествуя…
Она не отвѣчала.
Тѣмъ временемъ княжна Лина и Гундуровъ вели слѣдующій разговоръ.
— Когда мнѣ Ольга сказала, что monsieur Ашанинъ пріѣхалъ съ какимъ-то еще молодымъ человѣкомъ, я тотчасъ же догадалась, что это непремѣнно вы, говорила она.
Онъ изумился:
— Почему-же такъ, и какъ могли вы знать обо мнѣ, княжна?
— Я знаю чрезъ m-r Ашанина, который безпрестанно говорилъ намъ о васъ зимою, — Лина усмѣхнулась, — что вы его другъ, а ваша тетушка сказала намъ что вы должны на дняхъ пріѣхать изъ Петербурга.
— Вы знаете мою тетушку? еще болѣе удивленъ былъ Гундуровъ.
— Да. Мы были у нея съ maman. Дядя давно съ нею знакомъ и очень любитъ ее, а теперь повезъ и насъ. Она и папа покойнаго хорошо знала. Я очень рада, что съ нею познакомилась, промолвила княжна съ какимъ-то особымъ оттѣнкомъ серьезности.
— И я понимаю васъ, съ увлеченіемъ сказалъ Гундуровъ, — тетушка моя чудесная женщина!..
Она отвела голову отъ чашки, низко наклонясь къ которой прихлебывала чай своими свѣжими губами:
— Вы это очень хорошо сказали! съ ласковой улыбкой проговорила она.
У нея были какіе-то лебединые, медленные — какъ медленна была и ея рѣчь — повороты шеи, которые приводили въ восторгъ Гундурова. — Какая эта дивная вещь, женская грація! думалъ онъ.
— Я сказалъ что чувствую, произнесъ онъ громко; — я не помню ни отца, ни матери; тетушка съ пеленъ возрастила меня, спасла мое наслѣдство отъ гибели… Я ей всѣмъ, обязанъ!..
Княжна сочувственно покачивала своею осѣненною золотистыми косами головкою:
— Она именно на меня такое впѣчатленіе произвела, ваша тетушка, что она думаетъ и поступаетъ хорошо…
— Какъ это ужасно, начала она, помолчавъ, опять, — что васъ за границу не пустили!..
— Да! и глаза Гундурова мгновенно заискрились, — это ударъ для всего моего будущаго! И за что, за что? вскликнулъ онъ въ неудержимомъ порывѣ; — оторвали человѣка отъ всего что было для него жизнью, связали по рукамъ и по ногамъ…
Онъ не договорилъ. Княжна внимательно поглядѣла на него…
— Я, тихо промолвила она, — все жила за границей, до сихъ поръ, сужу по тамошнимъ понятіямъ, — тамъ даже никому въ голову не придетъ, чтобъ можно было такъ поступить съ невиноватымъ человѣкомъ… Знаете, я очень люблю мое отечество, и такъ рада что мы наконецъ въ Россіи! Но это ужасно когда
Она вдругъ задумалась. Гундуровъ въ свою очередь, поднялъ на нее глаза съ какимъ-то благоговѣніемъ.
— Вы будете играть Гамлета? спросила она черезъ мигъ.
Онъ помолчалъ, еще разъ глянулъ на ея опущенныя вѣки:
— Буду, княжна! произнесъ онъ, будто только теперь окончательно рѣшившись, — и я какъ-то надѣюсь, что я вамъ отъ этого не покажусь смѣшнымъ… А посмѣетесь, — грѣхъ вамъ будетъ! примолвилъ онъ, налаживаясь на шутливый тонъ и слегка краснѣя. — Признаюсь вамъ, я бы не рѣшился въ другую минуту, — но мнѣ надо уйти отъ тоски…. отъ того что чуть съ ума не свело меня тамъ… въ Петербургѣ… Вотъ тѣмъ оно и дорого, тѣмъ велико искусство, княжна, горячо зазвучалъ голосъ молодаго человѣка, — что въ него какъ въ святую святыхъ можно уйти и позабыть тамъ все что гложетъ, мутитъ, снѣдаетъ здѣсь наше я…