— Племянница моя очень полюбила васъ, я слышалъ, связалъ онъ, пожимая Юшкову руку. — Я очень радъ этому… Не говорю благодарю; потому что за такія вещи не благодарятъ…
— За что благодарность, ваше сіятельство! возразилъ тотъ восторженнымъ и дрожащимъ голосомъ, — за то что допустили послужить ангелу небесному!..
— Такъ можно къ ней теперь? спросилъ князь.
— Пожалуйте, проситъ васъ.
Она встала со своего кресла, и пошла на встрѣчу дядѣ какъ только его увидѣла. Онъ поспѣшилъ къ ней, обнялъ ея голову обѣими руками, прильнулъ губами въ ея золотистымъ волосамъ…
— Садись, садись! поспѣшно заговорилъ онъ, отводя ее опять на мѣсто, — ты еще слаба…
— Нѣтъ, дядя, нѣтъ, я гораздо лучше себя чувствую сегодня.
Онъ сѣлъ противъ нея, уткнувшись руками въ колѣни, съ невыразимымъ восхищеніемъ и мучительною тоской воззрясь въ черты ея лица. Никогда еще такою красотой не исполнены были эти черты… но это была какая-то никогда еще имъ невиданная, пугавшая его красота.
Онъ чрезмѣрнымъ усиліемъ заставилъ себя улыбнуться, заставилъ голосъ свой зазвучать ровнымъ, обычнымъ ему звукомъ:
— И болѣть совсѣмъ не нужно было, началъ онъ:- я тебѣ привезъ очень хорошія вѣсти.
— Да, дядя?… Я была увѣрена! промолвила она тутъ же.
— Ты была увѣрена что я не допущу несправедливости, что это могло случиться только въ моемъ отсутствіи? спросилъ онъ въ объясненіе себя ея восклицанія.
— Да… и такъ, отвѣчала она, слегка сжимая брови, и какъ бы спрашивая теперь себя сама, откуда могло явиться у нея это убѣжденіе.
— «И такъ»? повторилъ онъ, вызывая новую улыбку на свои уста; — такъ отчего же ты такъ испугалась, лишилась чувствъ?
— Нѣтъ, это послѣ… со мною сдѣлалось, молвила Лина.
— Что «послѣ»?
— Я право не умѣю вамъ это объяснить, дядя (она въ свою очередь теперь старалась улыбнуться): — будто что-то раскрывается предо мною, говоритъ впередъ… Такъ странно!.. И она провела себѣ рукой по лицу.
— А если такъ, поспѣшилъ заговорить опять князь Ларіонъ, — заговорить свою тревогу, — то подсказываетъ ли тебѣ это что-то что испытанія твои близятся къ концу?…
Внезапной румянецъ заигралъ на ея щекахъ.
— Что хотите вы сказать, дядя?
— А то что послѣ того что было съ тобою теперь, Аглая Константиновна сама пойметъ, надѣюсь, что вещи не могутъ оставаться въ томъ положеніи въ какомъ онѣ стояли до сихъ поръ, что дальнѣйшее ея упорство было бы преступленіемъ… Это скажетъ ей и Оверъ, котораго она выписала для тебя; я всю дорогу стилировалъ его въ этомъ смыслѣ… Повторяю, испытанія твои кончены! Все оказалось фальшивою тревогой. За Сергѣемъ Михайловичемъ послано въ догонку; никакой ссылки нѣтъ, и не будетъ; онъ во Владимірѣ, и господинъ Ашанинъ, поскакавшій съ своей стороны за нимъ, обѣщалъ привезти его домой въ Сашино послѣзавтра. Софьѣ Ивановнѣ Переверзиной я сегодня же отправилъ въ Петербургъ эстафету; мы встрѣтились съ нею на дорогѣ и условились: она тотчасъ же выѣдетъ, получивъ мое письмо. Черезъ нѣсколько дней ты ихъ увидишь здѣсь… увидишь его на правахъ жениха твоего, Hélène, промолвилъ князь невольно дрогнувшимъ голосомъ.
Она откинулась вдругъ въ спинку своего кресла, и поднесла руку къ глазамъ.
— О, если бы это раньше, раньше! вырвалось у нея мучительнымъ стономъ.
— Hélène, другъ мой, что съ тобою? вскрикнулъ онъ помертвѣвъ.
Она не отвѣчала, но изъ-подъ этой тонкой, прозрачной руки прикрывавшей глаза ея потокъ слезъ двойнымъ ручьемъ покатался, и закапалъ на легкія сборки корсажа ея лѣтняго платья.
Князь Ларіонъ стоялъ предъ нею безсильный сказать слово.
А Лина какъ-то вдругъ собралась, совладала съ собою, отерла глаза платкомъ и, глядя на него уже съ улыбкой на блѣдныхъ губахъ, схватила его руку:
— Дядя, милый, простите!.. Я еще слаба, нервна… я печалю васъ когда мнѣ слѣдуетъ такъ благодарить васъ… Вы говорите, вы привезли доктора, поспѣшно промолвила она, — я очень рада, дядя, пусть онъ вылѣчитъ меня скорѣе, скорѣе, если можетъ…
LII
Пообѣдавъ наскоро въ обществѣ князя Ларіона, который отъ обнимавшаго его внутренняго волненія едва прикасался къ подаваемымъ имъ блюдамъ, знаменитый московскій врачъ просилъ провести его во княжнѣ.