Выбрать главу

— А la campagne! вскликнула Аглая, ужасаясь почему-то что въ деревнѣ можно было пить столько же сколько въ городѣ,- il n'у а que les Russes capables de èa!

Прибавляя къ этому издержки на театръ, освѣщеніе и иные второстепенные расходы вчерашній день обходился ей въ четыре тысячи рублей слишкомъ.

— Seize mille francs! перевела она себѣ громко по-французски, воззрясь укорительно на безмолвно стоявшаго предъ нею Витторіо, — c'est, effrayant!

— Tout est cher dans ce pays, проговорилъ съ достоинствомъ мажордомъ приподнимая плечи.

Началось слишкомъ знакомое ему, и надоѣвшее ему до смерти кропотливое, сопровождаемое всякими взвизгиваніями и придирками перебираніе княгинею каждой копѣйки его счетовъ, кончавшееся обыкновенно тѣмъ что выведенный изъ терпѣнія Италіянецъ объявлялъ ей что «если madame la princesse сомнѣвается въ его безкорыстіи и усердіи, онъ съ своей стороны готовъ сегодня же отойти отъ нея», а madame la princesse, испугавшись этой угрозы, принималась улыбаться и томно упрекать его за его «mauvais caractère», послѣ чего брала перо и, съ неизмѣннымъ вздохомъ, подписывала ордеръ о полученіи имъ уплаты по счетамъ изъ ея конторы.

То же произошло и теперь, съ тою только разницей что въ виду значительности суммы княгиня вздохнула такъ какъ будто вздохъ этотъ исходилъ уже не изъ груди, а изъ самаго желудка ея, и молча, забывъ упрекнуть Витторіо въ его «дурномъ характерѣ», подписала его счеты и меню повара, и отпустила величественнымъ мановеніемъ руки.

Затѣмъ, оставшись одна со своими горничными, Аглая Константиновна, поводя мелкимъ гребнемъ по своимъ густымъ, «en arc de Cupidon» бровямъ, стала разсуждать что день рожденія Липы обошелся ей такъ дорого, что она затѣяла этотъ театръ и танцы изъ-за того только чтобъ имѣть предлогъ пригласить въ Сицкое «се jeune comte», который такъ неожиданно вчера за ужиномъ объявилъ ей о своемъ отъѣздѣ… При этомъ воспоминаніи черепаховый гребешокъ тревожнѣе замахалъ по «arc de Cupidon» Аглаиныхъ бровей: ее ужасала вся та экстраобычная умственная работа которая ожидала ее въ этотъ день… Ей предстояло непремѣнно объясниться съ нимъ, «lui expliquer tout cela»… Но, къ несчастію, она до сихъ поръ никакъ не могла составить себѣ понятіе что именно это «cela», что должна она объяснить ему, а потому перешла къ соображенію о томъ, почему Лина не танцовала съ нимъ мазурки вчера, и что можетъ ли въ самомъ дѣлѣ быть чтобъ этотъ «jeune comte, un si beau parti», ей не нравился?… «il faut aller au fond des choses», съ нѣкоторою мрачностью говорила себѣ наша княгиня, предвидя что для этого надо поговорить серіозно съ дочерью, — чего она изъ какой-то инстинктивной боязни избѣгала всегда когда могла это сдѣлать… Внезапная мысль осѣнила вдругъ многодумную голову ея:

— Прежде всего надо спросить Ольгу. C'est une fine mouche, она навѣрное все знаетъ!..

И обратившись къ первой камеристкѣ своей «Lucrèce», закалывавшей ей косу шпильками:

— Сходи сейчасъ къ Ольгѣ Елпидифоровнѣ, и попроси ихъ ко мнѣ! сказала она.

Горничная вернулась съ отвѣтомъ что «Ольга Елпидифоровна еще почиваютъ и не велѣли себя будить къ первому завтраку, потому очень устали отъ танцевъ и должны играть на театрѣ сегодня вечеромъ, — а въ будуварѣ Надежда Ѳедоровна и спрашиваютъ, могутъ ли видѣть ваше сіятельство?»

Княгиня слегка нахмурилась:

— Первый завтракъ я велѣла сервировать сегодня въ двѣнадцать часовъ; могла бы, кажется, подняться къ этому времени… А Надеждѣ Ѳедоровнѣ скажи чтобы подождала, — я выйду, примолвила Аглая, допускавшая не всѣхъ къ тайнамъ своего туалета. — А мои шлейфы и прочее что я давала имъ двумъ надѣвать вчера для театра получила ты въ цѣлости?

— Въ аккуратѣ, ваше сіятельство… И отъ Евгенія Владиміровича Зяблина брилліанты и все прочее сейчасъ все принесли по счету.

— Ну, у этого не пропадетъ ничего… И стоявшее предъ нею зеркало отразило не то счастливую, не то смущенную улыбку, заигравшую при этомъ имени на крупныхъ губахъ Аглаи.

— Первѣющій баринъ на счетъ всего-съ, прошептала на это, даже прижмурившись отъ избытка чувства, насквозь видѣвшая свою барыню, невысокая, съ плутовскимъ выраженіемъ курносаго, недурнаго лица и непомѣрно развитою грудью, прожженная, что говорится, «Lucrèce»…

— Что вамъ, ma chère? спросила затѣмъ, окончивъ свой туалетъ и входя въ будуаръ, княгиня ожидавшую ее тамъ Надежду Ѳедоровну.- Ah, mon Dieu, что съ вами, вы больны? вскрикнула она даже, внезапно пораженная восковымъ цвѣтомъ губъ, желтизною лица и опухшими вѣками стоявшей предъ нею особы.