Выбрать главу

Ольга сидѣла охваченная неожиданно этою таинственною, обаяющею силой… Мысль какъ бы замерла въ ней. Она знала что ей надо было думать о чемъ-то очень для нея рѣшительномъ и важномъ, — и не могла… Нервы ея, крайне возбужденные чрезмѣрнымъ расходомъ энергіи только что потраченной ею, какъ бы распускались теперь въ ощущеніи какого-то страннаго самоотчужденія. Предъ нею бѣжали картины, воспоминанія едва пережитой ею дѣйствительности, и это была для нея теперь будто чья-то посторонняя дѣйствительность, чей-то давно прочтенный, не интересный для нея романъ. Сцена съ княгиней, минувшая ночь съ извѣданными ею впервые безумными ласками, погромъ надеждъ которыми долго жила она, новая, возникающая предъ нею будущность, — все это сливалось во что-то, чего значеніе было какъ бы чуждо и не нужно ей, и проносилось мимо нея какъ случайная пѣна струи уносимой теченіемъ… И ново, и жутко, и сладко было для нея это внезапное ощущеніе безучастія, оцѣпенѣнія личной жизни, и будто цѣлая вѣчность, казалось ей, уже успѣла пройти между этимъ и тѣмъ чѣмъ-то мимо-бѣгущимъ и «ненужнымъ»…

Заскрипѣвшіе по песку шаги пробудили ее на половину… Она медленно, неохотно повернула голову…

Капитанъ Ранцевъ робко приближался къ ней, облеченный въ свѣтлыя лѣтнія ткани и голубой галстукъ, и въ фуражкѣ съ краснымъ военнымъ околышемъ надъ гладко причесанными висками.

Все разомъ вернулось въ голову Ольги… «Вотъ она опять, жизнь!..» Она глубоко вздохнула и провела по лицу рукой.

Но помириться съ такимъ пробужденіемъ она въ первую минуту была не въ силахъ. Неблагосклоненъ былъ взглядъ которымъ взглянула она на своего пламеннаго обожателя.

— Вы опять въ этой фуражкѣ! встрѣтила она его этими словами;- сколько разъ говорила я вамъ что одно изъ двухъ, или военное, или штатское, а что при партикулярномъ платьѣ носить эту штуку на головѣ — въ высшей степени mauvais genre!

— И не ношу никогда-съ, окромя въ вояжъ, если ѣхать куда-нибудь, конфузливо и печально отвѣтилъ на это онъ, стоя предъ нею съ опущенными глазами.

— А вы хотите ѣхать?… Да, я слышала….. И это изъ-за меня? насмѣшливымъ голосомъ спросила она помолчавъ.

Онъ помолчалъ тоже, и проговорилъ затѣмъ какъ бы со внезапною рѣшимостью:

— Такъ что жь, Ольга Елпидифоровна, ужь лучше совсѣмъ не видѣть чѣмъ такія муки терпѣть!

Она засмѣялась:

— Это потому что я сказала вамъ что не каждый день, праздникъ?

— Это-съ и прочее, одно къ одному…. Потому съ вами, Ольга Елпидифоровна, не знаешь никакъ когда милость когда гнѣвъ, и угодить вамъ чѣмъ можно…. То-есть, просто подойти какъ къ вамъ не знаешь, ей Богу…. А ужь что бы далъ, кажется, дрогнувшимъ голосомъ промолвилъ капитанъ, — чтобъ успокоить васъ, чтобы не гнѣвались вы и не рѣзали понапрасну! Каждое слово ваше для меня безцѣнно, малѣйшій то-есть капризъ вашъ былъ бы счастливъ исполнить, лишь бы настоящее съ вашей стороны поощреніе….

Ольга взглянула на него опять, и какъ будто въ первый разъ увидѣла глаза его, темные, глубокіе, съ мужественнымъ очеркомъ бровей и выраженіемъ почти дѣтскаго простодушія и доброты….

— Вы меня очень любите, Никаноръ Ильичъ? проговорила она съ медленною улыбкой.

Онъ весь вспыхнулъ:

— Отвѣчать даже на это безполезно, вскрикнулъ онъ, — потому сами, кажется, довольно должны это видѣть! Въ воду сейчасъ по первому вашему знаку кинусь, и за счастье почту!

— Это такъ и слѣдуетъ когда любишь, одобрила Ольга. — А помните ли что я сказала вчера вамъ въ мазуркѣ?

— Это, то-есть, что я выучился ее въ Польшѣ танцовать? спросилъ онъ наивно…

— Нѣтъ, а что я испытываю васъ, хочу знать навѣрное, насколько я могу разчитывать на вашу любовь?

— Какъ не помнить! И онъ вздохнулъ всею грудью.

Она еще разъ примолкла на минуту:

— Испытаніе кончено, выговорила она затѣмъ, — я вамъ вѣрю. Берите!.. И она протянула ему руку.

Онъ схватилъ ее, недоумѣло, испуганно глянулъ ей въ яйцо…

— Берите, повторила она слабо усмѣхаясь, — совсѣмъ!..

Онъ вскрикнулъ, зашатался, схватился за розовый кустъ, у котораго стоялъ, накололъ себѣ имъ пальцы, и упалъ на екамью подлѣ Ольги, зарыдавъ рыданіемъ безмѣрнаго, невыносимаго счастія…

— Совсѣмъ? Это навѣрное, не перемѣните? могъ только произнести онъ, судорожно прижимая руку ея къ своимъ губамъ.