— Садись, сказалъ онъ, — и прочти! И онъ подкинулъ ей письмо графа.
Княжна принялась читать, по временамъ чуть-чуть улыбаясь примитивному правописанію «дядинаго пріятеля», или сжимая слегка брови когда полнѣйшее отсутствіе запятыхъ въ его посланіи дѣлало на первый разъ читаемое не совсѣмъ понятнымъ. Но дойдя до конца его она внезапно поблѣднѣла: послѣдствія того что сообщалось здѣсь совершенно ясно выступали предъ ней.
— Это, значитъ, намъ надо въ Петербургъ переѣзжать, дядя? вскрикнула она.
— Значитъ! подтвердилъ онъ ироническимъ тономъ:- они на это очевидно разчитываютъ, подчеркнулъ онъ.
Она пристально воззрилась на него:
— Вы полагаете что это все… не договорила она.
— Все та же интрига, договорилъ за нее князь Ларіонъ;- я тебѣ тогда не говорилъ: мнѣ уже были сдѣланы предложенія изъ которыхъ истекало что меня можетъ ждать высокое положеніе, но что за это я долженъ заплатить содѣйствіемъ моимъ браку твоему съ этимъ… Анисьевымъ. Ихъ комбинація, презрительно молвилъ князь, — не увѣнчалась успѣхомъ; этотъ петербургскій Макіавель изъ кавалеристовъ имѣлъ возможность лично убѣдиться что ничѣмъ подобнымъ меня не возьмешь… Они это и придумали теперь (онъ кивнулъ на письмо), заставить меня жить въ Петербургѣ, зная что твоя мать только объ этомъ и мечтаетъ, что она тотчасъ же перетащится туда за мною… что ты будешь у нихъ подъ руками, разчитывая что имъ тамъ будетъ легче купить насъ съ тобою. Тамъ у нихъ готовые, неотразимые, въ ихъ понятіяхъ, соблазны: свѣтъ, дворъ, обаянія власти, тщеславія… Предъ этимъ, увѣрены они, не выдержитъ никто, измѣнитъ всякое убѣжденіе, склонится самая гордая голова…. Хочешь ли испробовать все это на себѣ, Hélène? спросилъ онъ съ легкою усмѣшкой, между тѣмъ какъ глаза его съ какою-то безконечною любовью и тоской останавливались на. мигъ на ея наклоненной золотистой головкѣ…
Она подняла ее и отвѣчала его улыбкѣ такою же тихою, невеселою усмѣшкой:
— Нѣтъ, дядя, не нужно — я въ себѣ увѣрена.
— Я это зналъ заранѣе, сказалъ онъ, — и согласно съ этимъ и поступлю.
— Согласно съ моимъ желаніемъ? проговорила она съ замѣшательствомъ:- но, дядя, мнѣ кажется, въ этомъ случаѣ вы должны спросить себя, а не меня, какъ вамъ лучше поступить. Если служба ваша еще нужна, если вы опять можете приносить ту пользу которую вы всегда приносили, основательно ли было бы вамъ отказываться… изъ-за меня? Меня бы это постоянно мучило, дядя!..
Онъ улыбнулся еще разъ.
— Напрасно мучилась бы, другъ мой! Я въ этомъ случаѣ не могу похвалиться даже тѣмъ что приношу тебѣ жертву. Служба моя, какъ оказывается изъ этого (онъ опять указалъ кивкомъ на письмо), никому не нужна, меня просто намѣрены, въ виду личныхъ соображеній, посадить почетнымъ образомъ въ Hôtel des Invalides.
— А вы не на это годны, дядя, сказала княжна, — съ вашимъ умомъ, образованіемъ и характеромъ…
— Ну, возразилъ онъ, — на что я годенъ теперь право трудно сказать (и странное движеніе еще разъ передернуло его губы), но, какъ ты видишь, далеко не всѣ раздѣляютъ твое лестное мнѣніе обо мнѣ, примолвилъ онъ, насилуя себя на веселый тонъ. — такъ или иначе, молвилъ князь Ларіонъ по минутномъ молчаніи, — надо отправляться туда чтобъ остановить все это… если еще не поздно, или распорядиться en conséquence въ противномъ случаѣ. Я выѣду сегодня вечеромъ чтобы попасть въ Москву завтра утромъ.
Онъ какъ бы вдругъ вспомнилъ:
— Что у насъ сегодня? 26-е число! Hélène, онъ долженъ былъ не сегодня, завтра быть у меня… Я лишаю тебя теперь моимъ отъѣздомъ случая увидѣть его. Прости меня, другъ мой!
И голосъ его зазвенѣлъ нотой какой еще никогда не доводилось слышать въ немъ Линѣ. Она поднялась съ мѣста съ глазами полными слезъ.
— Дядя, вскликнула она, — вы такъ добры, такъ благородны!.. Я, вы знаете, не умѣю говорить, а вы, дядя, вы еще какъ будто сами отстраняли меня отъ себя въ послѣднее время… Я не смѣла подходить къ вамъ… Но теперь представляется случай, я хочу вамъ сказать… какъ я вамъ благодарна, какъ я чувствую все… Я узнаю въ васъ папа, моего милаго, незабвеннаго…
Онъ не далъ ей продолжать, подошелъ, взялъ ее обѣими руками за голову, и прикоснулся губами къ ея матово-блѣдному лбу.
— Спасибо за это, Hélène! Научишься и отцомъ быть на краю гроба, примолвилъ онъ нежданно тономъ шутки.
— Это что же такое «на краю гроба»? промолвила она глядя на него тѣмъ не менѣе нѣсколько встревоженнымъ взглядомъ;- до этого еще далеко, дядя!
— Я сейчасъ и не собираюсь… Не умру пока тебѣ нуженъ! отвѣтилъ онъ, и уже громко разсмѣялся. — А о причинахъ моего отъѣзда, — тутъ же перемѣнилъ онъ разговоръ, — лучше чтобъ… Аглая Константиновна и этотъ перезрѣлый франтъ съ разбойничьею физіономіей (разумѣлся злополучный «бригантъ» Зяблинъ) ничего не знали.